КАТАЛОГ СТАТЕЙ.
Авто и Мото (2082)
Бизнес (6345)
Дом, семья, дети (4269)
Досуг и Юмор (674)
Еда (832)
Здоровье (3964)
Искусство (1676)
Компьютеры и Интернет (4285)
Мода, стиль (1655)
Наука (1634)
Образование (1346)
Общество (3045)
Окружающий мир (794)
Промышленноcть, оборудование (1974)
Связь (479)
Секс, любовь, отношения (960)
Спорт (935)
Справочная информация (270)
Страны, путешествия (1843)
Строительство и ремонт (7579)
Транспорт и логистика (467)
Возникает вопрос: а является ли осетино-ингушский конфликт этническим в полном смысле этого слова, если суть спора заключается исключительно в принадлежности Пригородного района? Очевидно, что в основе осетино-ингушского конфликта лежит территориальный спор. Эскалация же данного конфликта была сопряжена с усложнением структуры детерминирующей базы: появился выбор – религиозное, этническое или идеологическое обоснование. Особенностью большинства кавказских конфликтов является преобладание этнической консолидации над конфессиональной. Тому есть два объяснения – советский атеизм и культивирование этничности (вместо религиозности), а также существенные отличия кавказского ислама и православия от общепринятых стандартов. Как показывают многие социологические исследования, именно этническая идентичность осетин и ингушей является причиной социально-психологической и, как следствие, политической напряженности. Интересно место рассмотреть данный конфликт по статусу субъектов - однопорядковые или разнопорядковые. Формально, и республика Северная Осетия и Ингушетия обладают равными статусами. Однако, учитывая исторически сложившееся большее доверие центра осетинам, нежели ингушам (о чем будет сказано ниже), а также тот факт, что позиция центральных властей в конкретной ситуации была проосетинской, стоит учитывать разнопорядковый характер конфликта. Что касается трансформации конфликта, то здесь необходимо обратиться к схеме Э. Паина-А. Попова. Выделенные ими разновидности конфликтов являются последовательными стадиями в трансформации осетино-ингушского конфликта. Если сначала это был «конфликт действия» - то есть открытое противостояние, потом «конфликт идей» - это взаимные обвинения, приведение «правильных» для каждой стороны оправданий насилия и сегодняшнее состояние проблемы – «конфликт стереотипов». Таким образом, фаза перехода конфликта из территориального в этническую, совпала с его переходом из стадии актуализировавшегося в стадию латентного. То есть, если события ноября 1992 г. были в первую очередь обусловлены территориальным спором, а этническая неприязнь была следствием этого спора, то уже по окончании «локальной войны» можно говорить о преобладании его этнической составляющей над территориальной. Именно этот процесс – этнизации конфликта и формировании негативных социально-психологических стереотипов, в сумме с множеством правовых коллизий, привел к усложнению урегулирования конфликта, превратив его в «конфликт с нулевой суммой».
Несмотря на свою 17-летнюю историю, осетино-ингушский конфликт вписывается в более широкий исторический контекст. В условиях конфликта интерпретация одинакового набора исторических факторов зависит только от той или иной политической конъюнктуры. Вокруг осетино-ингушского конфликта существует масса псевдонаучных дискуссий, и аргументы, которые приводят обе стороны порой просто смешны. Примером такой “научной” дискуссии может послужить противостояние осетинских и ингушских ученых относительности автохтонности Пригородного района.
Осетины в качестве доказательств своей «правоты» приводят теории происхождения основанные на миграционных процессах с 1 тыс. до н. э. до 1 в. н. э. Первая – это “субстратная теория”. В соответствии с ней пришлые ираноязычные аланы ассимилировали местную автохтонную группу майкопцев и кобанцев, и данный процесс сформировал к XV – XVI веку осетинский народ в собственном смысле слова. Суть же второй теории в “скифо-алано-осетинской историко-культурной прееемственности”. То есть оба “слоя” (и автохтонное население и пришлые аланы) это две волны оседания ираноязычных племен. Осетины не просто потомки алан, а они и есть аланы. И это отражено как в названии республики Северная Осетия – Алания, так и в многочисленных радикальных общественных движениях, которые выдвигают лозунги о восстановлении Великой Алании.
Ингуши также утверждают о своей генетической связи с аланами. Такое утверждение представлено в работах Я. С. Вагапова, Р. Д. Арсанукаева, М. Б. Мужухоева и основано оно преимущественно на этимологии аланского языка. То есть, так как многие слова аланского созвучны с нахскими языками, то Аланию можно автоматически превратить в нахское государство. В первую очередь, это касается аланского союза племен арги, которые, по мнению ингушей, были не иранского, а кавказского происхождения. Основными источниками этих исследований становились произведения народного творчества, в частности Нартский эпос. То есть эти и другие ученые пытаются вывести аланскую культуру из кобанской на основе нахоязычия кобанцев. И эта идея преемственности также закреплена на официальном уровне в названии их столицы – Магас – так называлась столица Алании, местонахождение которой так и не обнаружено.
Однако, говоря об этимологии аланского языка, как о “весомом” аргументе ингушской стороны, особый интерес представляет исследование Б. А. Калоева , в котором на основе того же фольклора и нартского эпоса, он делает прямо противоположные выводы, говоря о “культурной общности осетин и вайнахов”. В качестве доводов он приводит многочисленные примеры о созвучии осетинских и ингушских фамилий, имен богов дохристианских верований и т.д.
Учитывая бесконечные процессы ассимиляций и переселений, которые проходит каждый народ во время своего формирования, невозможно говорить об автохтонности в принципе. Родство языков указывает лишь на территориальное соседство двух народов, но никак не может указать на этнический состав населения сравнительно небольшой территории Пригородного района. Таким образом, данные исследования представляют собой всего лишь аргумент в споре, не имеющем под собой рациональной основы.
В понимании же причин конфликта важно восстановление реального исторического контекста, основанное на фактах и объективных выводах. При рассмотрении осетино-ингушского конфликта необходимо также и учитывать установление отношений ингушей не только с осетинами, но и с центральной властью.
Впервые Россия как централизованное государство обращает внимание на Кавказ в середине XVI века. “Становление и развитие Российского государства объективно предполагало обеспечение военной безопасности и соответственно активизацию военно-политических усилий на кавказском направлении, как одном из наиболее опасных и незащищенных.” Именно к правлению Ивана Грозного относятся важные политические акции на кавказском направлении – присоединение Астрахани и Казани в 1552 и 1556 г., формальное включение в состав Российского государства Кабарды в 1557 г. и женитьба на княжне Марии Темрюковне Идаровой в 1561 г. В 1567 г. была построена первая русская крепость в Кабарде – Терский городок – в помощь борьбе кабардинских князей с шамхальством Тарковским. Установление формального контакта с Кабардой в понимании Российских властей означало начало освоения всего Северо-Западного и Центрального Кавказа, так как по трудам, предоставляемыми учеными центру все остальные племена значились данниками кабардинцев. То есть освоение региона необходимо было реализовывать не только путем строительства крепостей (позже оборонительных линий), но и путем поиска опоры в лице “местных туземцев”.
Однако ставку российское правительство сделает не на относительно сильную Кабарду, а на осетинские общества. Почему же не Кабарда? Есть две веские причины: “внешняя” и “внутренняя”. “Внешняя” причина состоит в том, что Россия, осваивая новые земли, удовлетворяя имперские амбиции в достижении естественных границ, вторгалась в сферу влияния на тот момент более сильных империй Османской империи и Ирана. Войны иранской династии Сефевидов и Оттоманской Порты (и ее вассала – Крымского ханства) XVI века, экспансия иранских шахов Аббаса, Сефи I, Аббаса II XVII века говорят о двух сторонах противостояния (несмотря на попытку России вмешаться, что приводит к русско-турецкой войне 1676 – 1681 гг.). То есть в XVI – XVII веках Кавказ представляет собой буферную зону интересов. И Кабарда как наиболее сильное предгосударственное образование находится на стыке интересов двух стран. Следовательно, элита, действуя, сообразуясь с собственными желаниями и перспективами действовала в интересах того, кто сулил большие выгоды – Турция, Иран – Россия же, если и воспринималась некоторыми князьями как надежный союзник, не была на тот момент “реальным игроком” на международной арене.
Активно отстаивать свои интересы Россия начала лишь в XVIII веке. Кабарда, которая в XVI веке была формально включена в состав России не раз поменяла свой статус. Это связано как с усилением Ирана в 40-е годы в связи с правлением Надир-шаха. По Рештскому договору 1732 г. и Гянджийкому 1735 Россия лишалась влияния во всем Прикаспийском регионе, а по Белградскому миру 1739 г. Кабарда была объявлена нейтральной территорией. Смерть Надир-шаха в 1747 г. выводит Иран из числа сильных игроков, оставляя на арене Россию и Турцию. Активная борьба между этими двумя державами развернулась в ходе русско-турецкой войны 1769 – 1774 гг. По Кючук-Кайнаджирскому миру 1774 г. России отошли огромные территории Кавказа и Предкавказья – в том числе и Кабарда, снова вошедшая в состав России. Однако вплоть до конца XIX века территория Кабарды будет подвергаться влиянию и Турции, и Ирана. Но именно с момента подписания Кючук-Кайнаджирского договора начинается постепенное превращение Кавказа из внешней проблемы во внутреннюю, что усиливает необходимость освоения присоединенных земель.
Таким образом, Кабарда не могла стать надежной опорой для России в кавказском регионе, потому что была подвержена активному внешнему влиянию. И “внутренняя” причина объясняет такие внешнеполитические отношения кабардинцев. Социальное устройство кабардинского общества серьезно отличалось от других народов Кавказа. Ко времени российского завоевания у горцев сложилось два основных типа общественного устройства. Они либо подчинялись наследственным правителям из местной мусульманской знати, либо образовывали самоуправляющиеся общины во главе с выборными общинами. Кабардинское общество относилось к первому типу и мело сложную иерархическую структуру. Общество делилось на благородных (уорков) и неблагородных (пшитли, пшекеу). Первое сословие было представлено несколькими слоями, каждый из которых зависел от ниже стоящего. Во главе стоял пши – князь. “Звание пши было священно для кабардинца. Для защиты князя кабардинец должен был жертвовать не только имуществом, но и своею жизнью.” Ниже стоит слой тлокотлешь и дыженуго – крупные землевладельцы, имеющие право жить в другом, не княжеском ауле. Кроме того, “власть пши не простиралась только на сословия тлекотлешь и дыженуго”. То есть, пши, несмотря на свое особое положение, среди элиты был первым среди равных. Князья не были ответственны перед пши, и поэтому действовали исключительно в своих личных интересах. Это и предопределило историю кабардинского народа от разделения Кабарды на Большую и Малую в результате усобиц в XIII веке до участия многих кабардинских князей в походах крымских ханов и иранских шахов за их покровительство в XV – XVII веках. Кроме того, высшее сословие было также представлено еще двумя ступенями – беслан-уорки (княжеские воины) и уорки-шаотлехусо (“покоренные коренные жители кабардинской земли, поставленные в низшее положение”). Далее шло сословие княжеских холопов (беслан-пшитли) и вольноотпущенников (азетов). Важен тот факт, что любой человек из низшего сословия мог подняться по этой лестнице до ступени тлокотлеша, “если он обратил на себя внимание храбростью на войне или мудрыми речами и советами на народных собраниях”. Кроме того, вне этой иерархии находилось сословие старейшин (таубии) , которое, однако в отличие от других народов, у кабардинцев не играло значительной роли.
Совершенно иная ситуация была у ингушей. Ингуши условно подразделялись на три сословия: «эзди-нах» - благородные, «юкъара-нах» - люди среднего слоя и «лай» - социально и экономически зависимые от «эзди-нах». Но, важно отметить, что такое разделение было возможно не в масштабах всего общества, а в отдельно взятой группе людей – тайпе. Тайп – это кровно-родственное объединение, самоидентифицирующееся происхождением от конкретного лица. Существование тейповой структуры было обусловлено общими экономическими интересами, интересами обороны от внешних посягательств, обычаев кровной мести, и главное территориальной привязанностью тейпа из-за малоземелья.
Вообще “связь земли и тайпа…имели не государственно-установленный, извне привнесенный смысл, а смысл священный, основополагающий, внеэкономический” – то есть ингуши считали занятую ими землю их священной землей. Более того, постепенно в ингушских (и чеченских) обществах формируется идея "исторической" исконности ингушской прародины на равнине Северного Кавказа. Такая установка давала основание ингушам силой захватывать земли на равнине и продолжать свое переселение. В их понимании приход русских на их территорию связан с ломкой естественного хода вещей – постепенного переселения на равнину, освоения новых земель.
Так как земля была на вес золота, то внутри тейпа не существовало частной собственности и фактически отсутствовало земельное неравенство. Элита каждого тейпа была представлена старейшинами (боккхий нах), исламскими священнослужителями, влиятельными мужчинами. Мнение совета старейшин было непререкаемо - он имел право смещать предводителей и военноначальников тейпа. Как следствие, функции ингушской элиты существенно отличались от кабардинской. Если первые искали внешних союзников для реализации собственных амбиций, то здесь элита сама решала внутренние проблемы тейпа. То есть суровые условия жизни, обычаи кровной мести обусловили высокий уровень повседневной конфликтности между кланами и закрытость тейпа от внешних влияний. Безусловно, необходимо отметить существование «тукхумов» - группа тейпов, объединявщаяся в стратегических целях. Однако тукхум не был социальным институтом, решавшим конкретные задачи, он не руководил рядовыми членами общества, а был локальным союзом тейпов, сформировавшийся по территориальному признаку.
Осетинская же модель общественного устройства, можно сказать, занимала промежуточное положение между кабардинской и ингушской по уровню и характеру влияния элиты. Экономической основой являлась сельская община “аврида”, состоящая из больших экзогамных кланов, но власть была сосредоточена в руках наследственной военной знати – кланы “стыр” или “тыхджын мыгасс”. Однако осетинская элита была не настолько сильна, чтобы устанавливать внешние контакты, а аврида, являясь экономической единицей, не стала политической силой. Относительная стабильность осетинского общества и являлась одной из причин особого отношения России к осетинам.
Среди других немаловажных причин – географическое положение осетин. Через территорию Осетии проходили Военно-Грузинская и Военно-Осетинская дороги – главные пути, соединявшие в 18 веке Россию с Закавказьем, христианскими окраинами. И именно грузинские духовные лица, Николай и Иосиф в 1742 г. впервые обращают внимание российского правительства на эти территории. Духовные лица одобряли цели русского правительства в Осетии и всячески стремились представить этот район как весьма важный, суливший большие выгоды. Они, например, не преминули сообщить правительству о том, что «места их (осетин) изобилуют золотом, серебряными рудами и минералами, камением преизрядным».
Кроме того, те же церковные деятели обращались с челобитной к императрице Елизавете Петровне. В ней они писали: «Известно ведаем высокомонаршее императорского величества намерение…дабы иноверских всякого звания народов людей чрез проповедь слова божия и самопроизвольное желание…привести в живот вечный». Христианизация присоединявшихся народов была одним из главных показателей распространения российского влияния. И поэтому конфессиональный вопрос несомненно играл важную роль в развитии осетинских и ингушских отношений с центром.
Находясь под влиянием Османской Империи и Ирана, ингуши стали подвергаться исламизации с начала XV века и к XVII веку фактически все сельские общины (джамааты) приняли ислам . Поэтому на момент вступления в состав Российской империи вся территория Ингушетии рассматривалась Петербургом как исламская и масштабных попыток христианизировать край не было. То есть присоединенные народы должны были платить подать (ясак) и отражать нападения на российские власти. Обратная ситуация была в Осетии. Осетины стали главным объектом православных миссионеров в первой трети XVIII века как “древние христиане”, отпавшие от веры после усиления ислама на Кавказе. Первая миссия РПЦ была направлена к осетинам в 1745, в 1769 организовано Осетинское подворье, а в 1774 – Духовная комиссия. Поверхностное распространение ислама среди осетин, а также господство языческих культов, обусловили достаточно легкий переход в православие. То есть Осетия стала центром православия на Кавказе, а следовательно и надежной опорой в покорении других народов.
Считалось, что наиболее действенный способ отвращения осетин “от всех своевольств” - это переселение их из горных ущелий на равнинные места.
Осетинское посольство 1749 – 1752 гг. просило разрешить населению Осетии переселиться на равнинные земли Северного Кавказа строить там поселения. Добиваясь положительного разрешения столь обременительных тогда для России вопросов, посольство обещало, что Осетия выставит 30-тысячную армию для участия в войнах против Турции и Ирана. Обращение осетин в православие шло параллельно с переселением их на равнину. Это передача осетинам и крепости Моздок (1763 г.), и земли вокруг предгорных укреплений, связывающих Пятигорье с Владикавказом в 1822 г., строение которых вызывало немало агрессии со стороны переселенных кабардинцев. В итоге осетины получили большую часть современной территории “из рук” центральной власти, поэтому были благодарны ей за пожалование равнинных земель, в отличие от ингушей, которые считали свои права на землю священными.
Разные отношения с центром иллюстрирует и вся последующая история этих двух народов. После учреждения Кавказского наместничества в 1842 и до 1916 года границы округов, губерний, областей еще не раз переделывались. Однако в результате всех реформ осетины оставались в пределах одного округа и смогли четко определит границы своего проживания, определить свой центр, обеспечить стабильность развития региона, социальную и экономическую, в конце концов оформиться как этническая общность. Этого нельзя сказать об ингушах – многие районы современной Ингушетии (Сунженский, Малгобекский) переходили из состава одной территориальной единицы в другую. Единого центра не было до 1905 – 1906 года, когда оформился Назрановский округ. Однако ввиду отсутствия соответствующих условий для работы управленческого штаба, администрация округа была временно перемещена во Владикавказ. Впоследствии это стало основным аргументом ингушей в пользу их исторических прав на Владикавказ.
Все эти причины уже в 1900-е приводят к увеличению числа мелких столкновений на границе проживания осетин и ингушей, которые вылились в погром осетинского села Ольгинское в 1907 году.
В начале гражданской войны, в ноябре 1918 г. возникло новое государственное образования - Горская республика. В нее также вошли Терская и Дагестанская области и Абхазия. В результате все горское и равнинное население было представлено в качестве единого народа. Весной 1919 г. происходит вооруженный конфликт осетин и ингушей во Владикавказе. Правительство горской республики было объявлено “проингушским” и вынуждено было бежать в Тифлис. Еще одна попытка организовать “Республику горцев Северного Кавказа” под турецкой протекцией также оказалась не жизнеспособной.
Первый вариант советского административно-территориального деления на Кавказе относится к 1921 году и мало чем отличался от последнего имперского, исключая выделение Терской губернии. В следующем варианте 1922 года за основу был взят принцип национального самоопределения, что и привело к выделению Ингушской АО – впервые были очерчены этнические границы ингушского народа. В 1933 году ситуация изменилась – в рамках политики “коренизации” Чечня была объединена с Ингушетией и образовалась ЧИАССР (по принципу общности вайнахских языков). Владикавказ потерял статус независимой единицы и был включен в состав Северной Осетии. Возникла еще одна причина для конфликта. С 1933 года, Северная Осетия была поставлена в привилегированное положение по сравнению с другими республиками Северного Кавказа. Осетия была “образцом для подражания” – образцом раздувания советской пропаганды. Ингушское тейповое общество же не могло похвастаться такими успехами.
В 1944 году ингуши (в числе других кавказских народов) были депортированы в Казахстан. В качестве формальных причин назывались “сотрудничество с немцами”, “отступление от ленинской национальной политики”. О «почти поголовном участии» чеченцев и ингушей в антисоветских бандах НКВД приводил цифры 150-200 банд и 2-3 тыс. бандитов . В телеграмме же Берии Сталину фигурируют совершенно другие цифры. «По 29 февраля выселено и погружено в железнодорожные вагоны 478 479 человек, в том числе 91 250 ингушей и 387 229 чеченцев.» На самом же деле это было следствием того, что советская власть не смогла разрушить многовековые традиции управления ингушским обществом и, поэтому решила избавиться от нерешенной проблемы самым радикальным способом. Осетины восприняли это как восстановление законности и справедливое возмездие за все ингушские “совершенные злодеяния”. Территория ЧИАССР была разделена между СОАССР, Грозненской областью, ДАССР и ГССР. В 1957 году депортированные народы были возвращены и их автономии были восстановлены. И именно тогда вопрос о спорных территориях встал особенно остро. Именно нерешенность проблемы Пригородного района можно считать причиной для открытого вооруженного конфликта в 1992 году.
Нерешенный территориальный спор прочно закрепился в многочисленных правовых коллизиях. Например, статьи 3 и 6 Закона “О реабилитации репрессированных народов” утверждают права репрессированных народов на “восстановление национально-территориальных границ” . “Принятие Закона «О реабилитации…» послужило мощным импульсом для активизации деятельности ингушских экстремистов за отторжение Пригородного района Северной Осетии” – такова была реакция председателя ВС СОАССР А. Галазова. Затем в качестве смягчения радикального действия была инициирована подготовка законопроекта "О восстановлении прав насильственного переселенных народов и граждан", где в статье 3 была формулировка “считать недопустимым неконституционное изменение существующих территориальных границ”. Однако обратного хода уже не было.
Другая правовая коллизия состоит в противоречии данного закона статье 67 Конституции РФ, в которой говорится, что “границы между субъектами Российской Федерации могут быть изменены с их взаимного согласия”. 9 августа 2005 года парламент РСО-А оспорил эти пункты в Конституционном Суде РФ. Но запрос так и не принят к рассмотрению.
Статья 11 Конституции республики Ингушетия провозглашает основной задачей для ингушского народа “возвращение политическими средствами незаконно отторгнутой у Ингушетии территории и сохранение территориальной целостности республики Ингушетия”. А статья 102 говорит о временном (!) расположении административного центра в г. Назрань, т. е. подчеркивается нерешенный вопрос и с Владикавказом. РСО-А требует отмены 11 статьи ингушской Конституции. Центр предпринимает некоторые попытки помирить два народа - «О мерах по совершенствованию деятельности государственных органов по развитию отношений между Республикой Северная Осетия-Алания и Республикой Ингушетия» от 7 октября 2004 – однако очевидна тенденция на замораживание ситуации.
Ингушетия со дня создания 4 июня 1992 г. не имеет законодательно утвержденных территориальных границ, что в условиях отсутствия каких-либо реально действующих правовых норм, препятствует решению территориальных притязаний.
Таким образом, современное состояние конфликта далеко от урегулирования. Огромное количество правовых коллизий мешают сформировать однородное правовое поле для решения ситуации. Подписание формальных соглашений о дружбе, встречи глав республик, на которых идет активное обсуждение поиска путей выхода из сложившейся ситуации, не свидетельствуют о каких-то реальных действиях. “Демонстрационное качество этих контактов пока опережает реальное качество”. Несмотря на состоявшееся в 1994 – 2002 гг.возвращение более 60% вынужденных переселенцев, существует проблема чересполосного поселения, особенно на периферии. Психологические стереотипы восприятия усугубляют сложную социальную и демографическую ситуацию. “ Интериоризация отношений «игнорирования» другого формирует недоверие к самому себе, боязнь собственных личностных проявлений, что в свою очередь является основой для формирования деструктивных форм поведения”. Отсутствие попыток как центральной, так и местной власти обратиться к реальной истории говорит о нежелании искать выход их тупиковой ситуации.
Ингушетия
