В археологии не выработана общепринятая объяснительная теория — наша наука в XX веке научилась обходиться без неё. Физика тоже могла бы обойтись без теории относительности и квантовой механики. Основная часть ключевых инженерных изобретений была сделана без открытий Эйнштейна и Бора, например, радио и транзисторы. Но без теории невозможно понять, как работает радиопередатчик. Развивать эту технологию далее, например, мобильную связь, также невозможно без квантовой физики.
Что такое культура? Как она возникает? Является ли она единой или состоит из отдельных культур? Эти вопросы обычно не рассматриваются в рамках археологии, которая сосредоточена на поиске, сохранении и изучении объектов культурного наследия. К ним относят все ценные в научном отношении древние объекты и предметы. Повышенным интересом пользуются загадки древних цивилизаций, исследование руин древних городов, яркие находки драгоценных украшений. Теоретическая часть археологии скучна и схоластична, подобно богословскому спору.
Однако, достижения теоретической науки всегда переходят в практическую плоскость. В данной работе будут предложены ответы на вопросы о формировании древних и современных народов, расовой и этнической «чистоте крови», какие народы являются коренными, а какие пришлыми; почему люди разные и равны ли они. Эти вопросы до сих пор имеют большое значение в политическом процессе и мировоззрении современного общества, что влечёт за собой этнические конфликты и территориальные претензии, возникновению лженаучных и человеконенавистнических теорий.
Главная проблема археологии, её «проклятый вопрос», заключается в отсутствии объяснения смены археологических культур. Так, известная триада бронзового века — ямная, катакомбная и срубная культуры — последовательно сменяют друг друга на территории их распространения (рис. 1). Обязательность этой смены необъяснима: трудно понять, почему где-нибудь на Среднем Дону нельзя было отказаться от перехода на новый погребальный обряд и продолжать изготавливать архаичную круглодонную керамику. И этот процесс смены культур наблюдается абсолютно во всех регионах планеты. Также, в повседневной научной работе приходится сталкиваться с частными проблемами: сосуществование разных типов погребального обряда, следы миграций на тысячи километров из Европы в сухие азиатские степи, существование огромных языковых семей и т.д. Ответам на эти вопросы и посвящена настоящая работа.
Теоретический базис археологии разработан недостаточно. Во-первых, это вызвано сравнительной молодостью науки. Во-вторых, как полевые, так и кабинетные ученые в своих исследованиях легко обходятся и без теории. На фоне теоретических успехов в других науках возникло мнение, что обобщающая теория должна появится на следующем этапе развития (Захарук, 1970. С. 7). Переход от средств археологии к целям, т. е. от материала к историческим обобщениям, например, к созданию учебника по истории первобытного общества, настоятельно требует разработанной теоретической базы. Под учебником мы подразумеваем именно изложение исторических событий в хронологической последовательности (например, миграции людей и идей), а не описание антропогенеза и обычаев первобытных народов.
Развитие идей в археологии подробно описано неоднократно. Л.С. Клейн проделал большой объём историографической работы по систематизации теоретических подходов в европейской археологии (Клейн, 2011). Помимо него добротные критические разборы западной и отечественной историографии вопроса проводили Ю.Н. Захарук, А.О. Добролюбский, С.В. Смирнов и мн. др. Для краткости развитие теории в европейской археологической науке обычно описывается в виде 3 стадий.
Культурно-историческая археология явилась начальным этапом и выразилась в классификации явлений и объектов, выделении археологических культур. Этот подход был основным, начиная с трудов О. Монтелиуса во втор. пол. XIX века и до нач. 1960-х гг. (Webster G. 2009. P. 11)
Процессуальная археология возникла в 1960-е гг. как попытка объяснения наблюдаемых в археологическом материале сложных явлений. Для неё характерно широкое использование данных естественных наук и смелые интерпретации. Во многом, появление этой теории обусловлено проникновением исторического материализма (марксизма) в европейскую и американскую науку (McGuire, 2009. P. 77). Ярким событием в рамках этого стала «Новая археология». Канадский археолог Б. Триггер кратко описал ситуацию, приведшую к возникновению этого направления: американская наука традиционно называла науками экспериментальные дисциплины, а историю относила к описательным (Башилов, 1982. С. 279-280). В 1963 году Л. Бинфорд выступил со статьёй, в которой объявил археологию точной наукой с объективным и проверяемым результатом. У большинства европейских и советских ученых идея переучреждения дисциплины не вызвала интереса, а само направление затухло к концу 1970-х гг.
Постпроцессуальный подход стал попыткой устранить недостатки процессуальной археологии, ввести её в более строгие рамки научного метода и обогатить её использованием знаний о духовной сфере жизни общества (Shanks, 2009. P. 134). По данной теории изданы не менее 5 монографий, 1 учебник, 3 сборника и десятки отдельных статей (Клейн, 2011. С. 465). Постпроцессуальная археология — это исследовательская парадигма, использующая множественность подходов и отрицающая доминирование одного из них. Авторы позиционируют её как теорию, по факту, она представляет собой совокупность любых современных научных теорий и гипотез развития древних обществ. В числе научных направлений постоянно упоминается неомарксизм, будто бы марксистская парадигма (социально-экономический подход, диалектический материализм) уже кем-то опровергнута или существенно дополнена. Акцент делается на разнообразии точек зрения, привлечении идей из других наук, особенно из экономики и социологии. Однако данное теоретическое движение пока не получило широкой поддержки и развития обоснования. Судя по критике, постпроцессуализм не удовлетворяет критериям успешной научной теории. По-видимому, имеет место путаница между терминами теория и парадигма (подход). Как будет показано ниже, постпроцессуализм пытается объединить основные парадигмы в одну. По сути, это «методологический индивидуализм», подход равноправия парадигм. Но пока превратить эту попытку в стройную работающую систему не удалось. Чрезвычайная сложность задачи привела к фактическому главенству агностического подхода. Но это не мешает развивать в её рамках успешные научные теории.
Чем же является постпроцессуализм применительно к теоретической археологии? Декларирование множественности подходов делает логичным включение в рамки этой парадигмы практически любой идеи. Значит, каждая значимая разработка в теоретической археологии будет автоматически включена в постпроцессуализм. А его основоположниками являются К. Тилли, Я. Ходдер, М. Шэнкс. Наверняка, под это найдется соответствующая цитата из работ отцов-основателей. Т.е. любая ваша теория — это реализация их идей. Получается своеобразный научный колониализм. По сути, мы имеем дело с приватизацией самой идеи научного поиска. Не говоря об отсутствии практических результатов, сами основания постпроцессуализма представляются весьма шаткими: 1) неомарксизм как серьёзное направление теоретической мысли пока не существует; 2) на голой критике процессуализма и позитивизма нельзя построить теорию; 3) констатация субъективности и лишь частичной познаваемости объекта является общим местом философии и науки, и, следовательно, не нуждается в выделении в особое направление теоретической мысли.
Чтобы пояснить, почему множественность подходов не оправдает себя в будущем, приведём аналогию. Звёзды имеют совершенно различную траекторию развития — жизнь одних заканчивается вспышкой сверхновой, жизнь других — периодическим сбросом оболочек, третьих — тихим угасанием. Можно предложить ряд гипотез, объясняющих эти различия: изначальный химический состав, различие масс, местоположение внутри галактики, взаимодействие с окружающими звёздами, случайные события и т. д. Можно предложить ещё десятки самых остроумных гипотез. Верной оказалась лишь одна — развитие звезды на 99,99% зависит от её массы. В жизни общества нет одного ключевого фактора, но его развитие также строго закономерно. А значит, верным окажется только один подход.
Что же такое теоретическая археология? В научной литературе можно встретить несколько определений: совокупность теоретических знаний, совокупность археологических теорий и гипотез, философия археологии и даже «пустая болтовня» (Клейн, 2015-2016. С.8-10). Не берусь судить, какое из этих определений наиболее точное, но метафора Клейна появилась не случайно. Они отражают лишь часть явления. Нужно дать сущностное определение. Археология по природе своей индуктивна, т.е. идёт от частного к общему, от факта к закономерности. Но тогда остаётся незадействованным потенциал дедуктивного метода. Из-за это противоречия и появилась теоретическая археология. Она стремится создать познавательную модель, некую призму, при взгляде сквозь которую на материал можно получить существенную информацию. Значит, теоретическая археология — это система знаний, увеличивающая информативность археологических источников.
Поясним это определение на примере теории очагов культурогенеза (В.С. Бочкарев, Е.Н. Черных, А.А. Иессен). Авторы предлагают взглянуть на разнообразие археологического материала сквозь призму металлургического производства. Это даёт неожиданные результаты: металлургия распространена очагами, облик археологических культур, во многом, увязан с тем очагом, из которого поступали металлические изделия. Если культура получала металл из Закавказья, то орнаменты с украшений и посуды выборочно переносились на местную керамику. И тогда нам не нужно искать следы миграции, которой не было. В этом польза дедукции.
Главным историографом отрасли стал Л.С. Клейн. Он выступал за самостоятельный статус археологии, противопоставляя её статус «истории, вооружённой лопатой». Главной задачей он видел создание единой методологии работы с археологическим источником. Но тут есть логическое противоречие. Главная его теоретическая работа — «Археологическая типология», где, в противовес социоархеологии, тщательно выписаны правила индуктивной работы с археологическим источником. А это противоречит дедуктивной сущности теоретической археологии. Получается парадокс, когда самый известный теоретик в своей самой известной работе отрицает главный метод теоретизирования.
«На современном этапе интеллектуалы от археологии говорят о возможном появлении новой парадигмы в археологической теории, или третьей научной революции» (Можайский, 2018. С. 60).
Глава I. Основные парадигмы, теории и гипотезы происхождения культуры и археологических культур Парадигмы и теории культурогенеза в социологии, культурологии и археологии
В культурологических и социологических исследованиях к настоящему времени, по-видимому, высказаны все возможные гипотезы происхождения культуры, в т.ч. экзотические. Мы придерживаемся следующих определений. Культура — это система жизнеобеспечения общества в конкретных условиях среды, эволюционирующая во времени и взаимодействующая с окружающими подобными системами. А археологическая культура — комплекс объектов, оставленных системой жизнеобеспечения социума с регламентированной традиционной духовной сферой жизни, прошедшей собственную эволюцию.
Создано столь большое число оригинальных синтетических теорий и гипотез культурогенеза, что уже не поддаётся осмыслению в одном обобщающем труде. Однако весь этот огромный несистематизированный объём знаний мало обогатил науку, поскольку не даёт достижений, применимых на практике в археологии, социологии и этнологии. В нашей работе не будут рассматриваться культурологические теории, поскольку они относятся к философии культуры, а не к науке о культуре.
В настоящее время в отечественной археологической науке фактически главенствует тот же европейский постпроцессуальный подход с несколько иным набором гипотез и теорий генезиса археологических культур бронзового века и человеческой культуры в целом. Вычленение подходов и гипотез часто происходит логическим путём, поскольку они не описывались и часто использовались совместно. Основываясь на анализе всего спектра точек зрения, в данной работе обосновывается главенство постпроцессуального подхода в современной отечественной историографии.
Помимо теорий, можно рассмотреть и более общие методологические установки — парадигмы. Под этим понятием мы подразумеваем модель постановки проблем и их решений. Т.е. это та призма, сквозь которую исследователь рассматривает объект познания. Или, иными словами, то, что ученый видит основной причиной изменений. При таком подходе теории и гипотезы являются их частными воплощениями.
Парадигмы, которые касаются нашей темы, можно разделить на общенаучные и исторические. Общенаучные происходят из извечного противостояния философии объективизма и субъективизма. Разделяются на три подхода в зависимости от отношения части и общего:
1. Атомизм. Любое явление состоит из отдельных частиц, взаимодействие которых и определяет реальность.
2. Институционализм. Любое явление состоит из внутренне связанных групп явлений, которые взаимодействуют между собой. Любое явление взаимодействует с окружением определённым образом и через это выполняет какую-то роль. Отбор полезных взаимосвязей между явлениями и составляет сущность культуры. Она противостоит хаосу бесполезных связей.
3. Эмпиризм. Реальная картина Мира определяется только восприятием познающего субъекта и полностью зависит от него.
Для исторической науки на основании ключевой в данной работе схемы (рис. 12) в исследовании генезиса первобытных культур можно выделить 9 основных парадигм:
1. Эволюционизм.
2. Марксизм.
3. Экологизм.
4. Миграционизм.
5. Автохтонизм.
6. Технологизм.
7. Культурный прогрессизм.
8. Этнолингвизм.
9. Агностицизм.
Все указанные парадигмы "перекрывают друг друга", т.е. частично совпадают в содержательной части. Не трудно заметить, что данный набор выведен из схемы (рис. 12), где используются факторы 1-2 порядков. Эволюционная — фактор времени, социально-экономическая — сочетания биосоциальных институтов и хозяйства и технологий, адаптивная — фактор природных условий, автохтонистская — жизнеобеспечение социума, миграционистская — окружающие племена, технологическая — сочетание хозяйства и технологий и умственной деятельности, культурная — фактор умственной деятельности, этно-языковая — сочетание социальных институтов и умственной деятельности, агностицизм — субъективные потребности систематизации.
Эволюционизм. В широком смысле это не парадигма, а общенаучный познавательный принцип, при помощи которого происходит познание реальности через её изменение во времени. Неразрывно связан с пространственным анализом. Признание нестационарности наблюдаемого Мира стало ключевым шагом к становлению всей научной сферы. Утверждение теории эволюции Ч. Дарвина в биологии явилось отправной точкой в изучении происхождения человека. Утвердившись, эволюционный подход стал общим местом всех научных парадигм. В узком смысле, к настоящему времени, как линейный подход к изменению явлений исчерпал себя. Затруднительно объяснить с этих позиций неравномерность скорости эволюции и выбор её путей.
Марксизм. Социально-экономическая парадигма предполагает приоритет в устройстве и эволюции общества экономики, ведущей за собой изменения в других сферах жизни. Ключевым фактором являются отношения собственности на средства производства. Самая известная в этом комплексе идей классовая теория нами не используется ввиду отсутствия таковых по определению в первобытном обществе.
Важнейшей проблемой развития археологии один из ведущих теоретиков В.Ф. Генинг видел в социологической интерпретации археологической культуры. «Марксистская концепция социально-экономической структуры отдельного общества — как основной единицы научного познания археологии — должна быть трансформирована в такую теоретическую конструкцию, которая стала бы основой познавательных регулятивов в археологическом исследовании, в первую очередь, чтобы теория могла выполнить свои систематизирующие, описательные и, главное, объяснительные функции в процессе конкретных исследований социально-исторических проблем. Итак, в обеих анализируемых ситуациях вывод практически один и тот же — социоархеология не имеет своей собственной разработанной научно-познавательной системы, принципов фундаментальной научной теории (…) должна быть создана теория среднего уровня — собственная фундаментальная теоретическая концепция.» (Проблемная, 1988. С. 68). Т.е. в советской историографии ясно осознавалось, что сам по себе марксизм к истории первобытного общества не применим – нужна промежуточная теория. Именно этой задаче посвящена настоящая работа.
Экологизм. Включает также географическую парадигму. Бурное развитие естественных наук даёт широкое поле для разработки идей об определяющем характере влияния природных факторов на жизнь первобытного общества. Влияние на жизнь людей могли оказывать астрономические события, активность Солнца, изменения климата, катастрофические стихии, исчерпание ресурсов и мн. др. Эта парадигма оказала решающее влияние на развитие гуманитарных наук, но к настоящему времени её потенциал, в значительной мере, исчерпан. Серьёзным недостатком этого подхода является априорное видение связи между любыми совпадающими по времени природными и историческими событиями, хотя такой связи может не быть. К этой парадигме необходимо отнести концепцию «вызова и ответа» А. Тойнби.
Миграционизм и диффузионизм. Данный подход является наиболее развитым в археологии, затруднительно перечислить все варианты теорий в его рамках, часто сочетающихся с экологизмом и этнолингвизмом. Одним из ярких примеров является курганная гипотеза М. Гимбутас. Данная гипотеза не выдержала проверку временем — носители «курганной культуры» не являются ответственными за исчезновение энеолитических земледельческих культур Европы (Иванова, 2016. С. 288). Масштабные миграции и перенос идей в истории человечества неоднократно непосредственно наблюдались, в чем и состоит большая объяснительная сила подхода. Однако, значительную часть фактов человеческой истории она объяснить не может. Уязвимы оказываются позиции этой теории в прояснении вопроса о том, какие конкретно социумы мигрировали и каково их участие в процессе передачи традиций и технологий.
Автохтонизм. Один из преобладающих на сегодняшний день подходов. Заключается в признании за саморазвитием, адаптацией и культурным обменом решающей роли в эволюции древних обществ. Обращает особое внимание на закономерности развития общества. Биосоциальная теория в масштабе природно-хозяйственной области наиболее близка именно к этому подходу.
Технологизм (морфологизм, типологизм). В век бурно развивающихся технологий, ставших основным содержанием культуры, логично предположить, что технологический прогресс и ранее был главным стимулом изменения культуры. Эта парадигма обычно используется в связке с адаптивной. Детерминированность культуры и технологий очевидна, но этот подход не в состоянии объяснить культурные изменения без технологических, а тем более отдельные исторические события. И всё же технологическая парадигма дала немало открытий и объяснений. В современной археологии она является доминирующей (Коpобкова, 1991).
Культурный прогрессизм. Это направление во всех явлениях стремится видеть движение к культурному прогрессу. В ней весь мир является фоном развития культуры, история человечества есть история культуры. Это порождает упрощённое объяснение явлений, что давно не удовлетворяет возросшие требования науки.
Этнолингвизм (антропологическая парадигма). Самой распространённой в науках (археологии, истории, лингвистике, этнологии) версией происхождения культур является биологическая по происхождению модель ветвления генеалогического дерева. Этот, во многом устаревший, подход стремится увидеть за историческими событиями глубокой древности предпосылки к формированию современной картины Мира. Сравнительное языкознание пришло к построению генеалогического древа развития языков, что прямо переносилось в исторической науке на племена и народы. В результате сформировалась своеобразная схема бесполого размножения (почкования), когда разделение народа на части даёт начало новым народам. Яркие примеры такого подхода дают работы по индоевропеистике (Клейн, 2007). Значительно упрощая, можно сказать, что в указанной монографии и в сравнительном языкознании вообще индоевропейские народы перемещаются по Евразии и почкованием образуют новые. Зачастую так представляется происхождение большинства племён и народов, но сама возможность процесса дробления не была обоснована.
Агностицизм — парадигма и философское учение, утверждающее принципиальную непознаваемость реальности. Расширение кругозора науки (по правилу круга Анаксимена: чем больше мы знаем, тем больше мы видим непознанного) даёт всё новые аргументы в пользу существования такого подхода.
Соответственно, в рамках указанных парадигм группируются теории и гипотезы культурогенеза. Также их можно разделить на 5 групп по происхождению:
1. Исторические: религиозная, трудовая, пассионарная, романтическая, культурных (цивилизационных) кругов, комбинационизм;
2. Археологические: очагов культурогенеза и металлургических провинций, культурных блоков, модельная, концепция секвенций;
3. Биологические: теория катастроф (дарвиновская археология), геннокульурной коэволюции (социобиологическая), селекционизм;
4. Культурологические: космологическая, магическая, символическая, психоаналитическая, игровая, биосоциальная, натуралистическая, социальная, авторские;
5. Социологические: структурный функционализм, синергетическая, конфликтология, активности, интеракционизм, теория самореферентных систем.
Приведем краткий обзор основных теорий происхождения культуры (культур), возникших в археологии или имеющих прямое отношение к истории первобытного общества. В истории науки обычно выделяется направление «эволюционизма», однако в настоящее время это является составной частью любой научной теории, поэтому мы не будем рассматривать его отдельно. Важно отметить, что перечисленные теории обычно не используются в чистом виде, чаще всего они сочетаются.
Трудовая теория. После успеха объяснения антропогенеза, приложение данной теории к эпохе первобытности не дало результата. Попытки применения классовой теории (отношения собственности на средства производства) для исследования первобытности оказались неудачными. Теория, изложенная Ф. Энгельсом в работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства», утверждала приоритетность экономики в системе общественных отношений. Социологические реконструкции были сосредоточены на изменении в устройстве рода. Сам факт такой эволюции принимался априори, из чего следовало выделение стадий матриархата и пр. В итоге, развитие марксистской теории первобытного общества зашло в тупик.
Биосоциальная теория. В учебниках по культурологии биосоциальная теория обычно подаётся как описание предпосылок к возникновению культуры в ходе антропогенеза (Астафьева, 2012. С. 178). Обычно перечисляется в ряду других теорий, при этом она занимает среди них едва ли не маргинальное место. Хотя в этом списке из магической, символической, религиозной и пр. она является единственной научной. В части работ теории культурогенеза не рассматриваются (Культурология, 2003), а чаще всего, биосоциальная теория не упоминается вовсе (Флиер, 1995. С. 6-8) или разделена на две: социальную и натуралистическую. Таким образом, история возникновения и развития культуры подменяется «историей идей», т. е. изложением эволюции представлений об этом процессе. Представляется, что более правильным было бы изложение истории культуры первобытного общества через возникновение функций и обеспечивающих их институтов.
Основоположником теории о единстве социального и биологического в происхождении человеческой культуры стал русский социолог психологического направления Евгений Валентинович де Роберти де Кастро де ла Серда (1843-1915). В своих трудах он постоянно обращался к творчеству основателя позитивистской философии О. Конта и его ученика Э. Литтре (де Роберти, 1880. С. 231, 264). Он считал, что развитие культуры происходит во взаимодействии четырех основных факторов: знания, духовности, искусства и труда. В дальнейшем исследователь пытался обосновать роль психологического и нравственного факторов в культурогенезе, что не было принято наукой. До настоящего времени биосоциальная теория не была специально описана, не приведено научное обоснование, не определена внутренняя структура, нет и проработки следствий из неё. Представленная в настоящей работе теоретическая выкладка имеет мало общего с позитивистскими идеями де Роберти, который уделил их развитию крайне мало внимания. Предлагаемая биосоциальная теория вытекает из социально-экономической парадигмы.
Теория культурных (цивилизационных) кругов. Диффузионизм. Существовала в нескольких вариантах в зависимости от количества и расположения «источника культуры». Наиболее яркие представители: И. Бахофен, Л. Фробениус. Теория рассматривает развитие культуры и технологический прогресс как результат распространения идей и их носителей из цивилизационного центра. «Культуру он [Л. Фробениус – авт.] понимал как биологический организм, который рождается, становится зрелым и умирает. Из этого следовало заключение, что культура как таковая возникает и растет сама по себе, независимо от человека, являясь как бы ответом на совокупность природных условий и возможностей для хозяйственной деятельности» (Марков, 1998. С. 141-142). Взгляды диффузионистов логично сочетали европоцентризм и смягченный социальный дарвинизм, местами плавно переходивший в шовинизм, что вполне отвечало духу 1920-х гг.
Комбинационизм. Л.С. Клейн выделил «незамеченное течение», возникшее из сплава диффузионизма и эволюционизма. «Если вклад каждой из них — и пришлой и местной — внушителен да еще с добавкой творческой переработки, то та культура, которая возникнет в результате этого слияния, будет заметно отличаться от обеих первоначальных культур, и ее можно будет считать новой культурой!» (Клейн, 2011. С. 532). Основоположниками данной теории, не получившей дальнейшего развития, были И. Шухардт, П. Риверс, Н.П. Кондаков и др.
Гипотеза культурных блоков. На схеме (рис. 12) приведены пять основных типов хозяйства. Каждое общество в соответствии с принципом редукции комплексности специализируется на одном-трёх. Именно эта специализация может отвечать за формирование самостоятельных культур. К примеру, две соседних археологических культуры могут различаться специализацией на земледелии, скотоводстве, ремёслах или рыболовстве. Как и многие другие приведённые теории не обоснована должным образом, но широко используется в науке.
Модельная гипотеза. Таксономизм. Является одним из аргументов агностицизма. Представляет археологические культуры в качестве субъективного объединения археологических объектов тем или иным исследователем. Противопоставляется взгляду на археологические культуры как объективное отражение реальности прошлого.
Agency (теория активности). Одной из самых популярных на сегодня является «теория активности». Коротко суть её заключается в следующем. Исторический процесс состоит не из движений групп, социумов и государств, а из деятельности атомов-индивидуумов, каждый из которых является самостоятельным творцом. И подлинно научное познание возможно лишь при учёте каждого субъекта. Есть также варианты, где учитывается лишь деятельность отдельных личностей-творцов, своеобразных менеджеров, которые задают темп и направление развития обществ. К этому направлению примыкает интеракционизм, обогащающий теорию индивидуального творчества палитрой межличностных взаимодействий, а также «биография вещей». На похожих принципах базируется поведенческая экономика. По сути, это применение модной современной экономической теории к реконструкции древнего общества. «Ни история, ни социология, ни антропология не занимаются тем, что происходит и остается внутри головы одного человека, сколько бы там ни было гениальности, провидения, вдохновения или злых замыслов. И в этом проявляется общий принцип науки о поведении человека, которая начинается с изучения организации» (Малиновский, 2005. С. 48).
О данной теории сложнее всего сказать, что она дала или даёт науке. Какие конкретно результаты, предсказания и объяснения получены из столько лет разрабатываемой темы? Судя по критике Л.С. Клейна и других, этот вопрос пока так и останется без ответа. Данная теория является частным выражением парадигмы атомизма, другим частным случаем этого подхода являлась эпоха романтизма в исторической науке. Развитие данной теории закономерно начнётся после исчерпания потенциала институциональной методологической парадигмы. Своим возникновением теория обязана широчайшей проработке институциональной экономической теории, что позволило перейти на более глубокий «атомистичный» уровень. Археологии до исчерпания потенциала институционального подхода ещё очень далеко. По нашему мнению, время атомистичных, психологичных, агностичных теорий ещё не пришло. Попытки их разработки пока обречены на неудачу, поскольку нельзя изучить остатки индивидуального творчества, не зная, как отличить их от коллективного. Так, атомизм, как физическая теория о химически неделимых частицах, ничего не давал науке ни в Древней Греции, ни в Новое Время. И только в XX веке наука достигла уровня, когда этот подход смогли реализовать.
Теория катастроф (дарвиновская археология). Теория происходит из биологии и геологии. Утверждает, что важную или даже определяющую роль в развитии играют масштабные природные явления, ведущие к сокращению популяций и отбору наиболее приспособленных. Опорными точками в археологии для данной теории являются катастрофические извержения вулканов, засухи, наводнения, оледенения, а также масштабные войны и миграции. Логическим следствием из данной теории является социальный дарвинизм, что отвергается современной наукой. Теория наиболее убедительно отвечает на «проклятый вопрос» археологии в крупном историческом масштабе.
Теория геннокульурной коэволюции (социобиологическая). Одной из самых популярных теорий происхождения культуры является социобиология (а также теории двойного наследования, культурного отбора и т.п.). Это прямое перенесение законов биологической эволюции на человеческое общество. Однако, по нашему мнению, у неё имеется фатальный недостаток — она является культурной, но не генетической. Гены отбираются культурой, но не влияют на неё. Попытки обосновать такое влияние тем, что хорошие гены лучше усваивают культуру, являются проявлением социал-дарвинизма и отвергаются наукой. Но гены могут влиять на культуру через биосоциальные институты, что ведёт к созданию иной теории, которой и посвящена эта монография.
Теория самореферентных систем (редукции комплексности) является развитием теории открытых систем. Общество представляется в виде самовоспроизводящейся и самоконтролирующейся системы, способной отличать себя от внешней среды и воспроизводить эту границу. Последнее означает способность общества описывать себя. Элементами социальной системы являются коммуникации, а не люди или их действия. Развитие общества происходит через постоянное усложнение структуры и её закономерное упрощение (редукцию комплексности).
Синергетика представляет собой ещё одно направление развития теории открытых систем, объясняющее образование и самоорганизацию структур. Но пока существенных результатов применения этой теории в исторических науках не видно. По-видимому, в отношении гуманитарных наук синергетика является типичной лженаучной дисциплиной, с имитацией научной методологии, фиктивными достижениями и непроверяемым результатом. Её основное положение заключается в том, что источниками развития являются случайность, необратимость и неустойчивость. «Диалектическая концепция Гегеля и Маркса рассматривала развитие как процесс перехода от одного порядка к другому. Хаос при этом или вообще не учитывался, или рассматривался как некий побочный и потому несущественный продукт закономерного перехода от порядка одного типа к порядку другого (обычно более сложного) типа. Для синергетики же характерно представление о хаосе как о таком же закономерном этапе развития, что и порядок (Бородкин, 2003. С. 98).
Авторские. Как было указано в начале главы, число авторских синтетических культурогенетических теорий и гипотез в культурологии и социологии исчисляется десятками. К ним отнесём и не совсем научные космологическую, магическую, символическую, психоаналитическую и игровую. При этом охарактеризовать их достаточно трудно из-за недостаточной разработанности, а часто, и внутренней противоречивости. Приведём пример концепции происхождения культуры, как развития программ поведения животных (Флиер, 2012). В самом начале указанной работы автор даёт сразу три определения культуры. Первостепенными функциями культуры автор считает стимулирование социальной интеграции людей в устойчивые коллективы и обеспечение достаточно плотной коммуникации между их участниками. Основные инструменты культуры воплощены в обычае и языке. Т.е. культура – это система отношений, а не способ преобразования энергии природы в энергию социума. Археологу трудно понять такую постановку вопроса и невозможно принять примат духовного над материальным. Иные концепции основаны на синтезе социологии и синергетики, но последняя превратилась в магический всеобъясняющий конструкт. Поэтому для характеристики авторских культурологических и социологических теорий и концепций необходимо крупное совместное исследование культурологов, археологов, психологов и социологов.
Ни одна из существующих парадигм и теорий культурогенеза не объясняет хотя бы большей части фактов и явлений в археологии и преистории. Не даёт удовлетворительного результата объединение двух-трёх парадигм в одну. Несмотря на это, они продолжают использоваться. Их недостатки объясняются исследователями слабой разработанностью либо отсутствием достойных альтернатив.
Самые обоснованные и популярные теории предусматривают наличие социального механизма культурной трансформации. Если он специально не описан, то, хотя бы, подразумевается. Так, в миграционистском подходе смена культур происходит через завоевания, геноцид, вытеснение, ассимиляцию или соседство. В диффузионизме таковыми видятся переселения и включения в аборигенное общество обладателей особых навыков: мастеров, военных вождей и пр. В теории очагов культурогенеза за трансформацией культур стоят мастера-ремесленники, меновые торговцы, военные вожди, отдельные племена или социальные группы. В адаптивной парадигме подразумевается полное или частичное исчезновение культур вместе с их носителями, внутренний механизм трансформации не описан. Соответственно, если в теории или гипотезе подобный механизм не предусмотрен, то она не может считаться достаточно обоснованной. Например, синергетическая теория не предлагает конкретной социальной структуры, отвечавшей за воплощение синергетического развития, ограничиваясь указанием на участие в процессе всех общественных структур. Гипотеза, в которой факторы культурогенеза действуют на социум через описываемые ею механизмы, превращается в научную модель. Дальнейшая проверка и разработка модели может дать возможность для преобразования её в полноценную теорию. Чертой современного этапа развития палеосоциологических реконструкций стало привлечение «не отдельных этнографических фактов, а построенных на их основе моделей социальных институтов древнего общества» (Балакин, 1984. С. 41), поскольку модели обладают определённым уровнем абстракции, т.е. универсальности.
Советская школа теоретической археологии
В данном параграфе будет освещено только развитие теоретической мысли в Советском Союзе, поскольку тридцать лет с начала низвержения коммунистической идеологии принесли единичные новые значимые работы по этой теме. «Сегодняшнее состояние развития теоретической мысли часто определяется как кризис или, даже, смерть археологической теории» (Епимахов, 2015. С. 503). Как показала история, теоретическая мысль развивалась только под тяжелым гнётом марксистской научной парадигмы либо в противостоянии ей. Развитие советской школы оборвалось в 1992 году. Далее велись эпизодические разработки отдельных проблем, а Л.С. Клейн продолжал создавать и публиковать историографические обзоры. Здесь не будут разбираться наработки по методике кабинетных исследований, поскольку это выходит за рамки темы книги.
Историография теоретической археологии позднего советского периода ещё ни разу не приводилась в объективной (т.е. не участвовавшими в дискуссиях исследователями) или апологетичной форме. Это ведёт к её огрублённому восприятию и ретрансляции. Например, социоархеологии (онтологистам) ошибочно приписывается требование соответствия археологической культуры этносу (Крадин, 2009. С. 23).
В своих обобщающих трудах Л.С. Клейн не уделил должного внимания советским разработкам по теории археологии, что было указано в качестве большого недостатка в рецензии М. Эггерта (Палієнко, 2015. С. 209). Откровенно слабые и устаревшие концепции европейской науки были подробно проработаны, а значимые достижения советских марксистов сознательно проигнорированы, что даже подчеркивалось (Клейн, 2014. С. 464). При этом вторые были вооружены диалектической логикой, часто недоступной первым. Развитие советской школы остаётся до сих пор малоизвестным археологическому сообществу. «Увы, Россия всегда носила сброшенные Европой шляпки [отживших теорий — авт.]» (Клейн, 2018. С. 199). В настоящей работе постараемся в краткой форме устранить эту несправедливость.
В основном, советская школа, в отличие от западной, не была склонна к оформлению исследовательских подходов в авторские теории. Обычно не возникало желания четко отмежеваться от оппонентов, что затрудняет историографический обзор. Более характерно было стремление к всеобщности знания, т.е. разрабатываемые теории и гипотезы мыслились разными названиями одного и того же, единым целым. Трудовая и родовая теории, теория первобытнообщинного строя, палеосоциология, социоархеология, этноархеология, биосоциальная теория представляют разные аспекты одной общей социально-экономической теории первобытного общества. Именно поэтому ученые не описывали их в качестве отдельных теорий, как это принято в европейской науке.
В советской теоретической археологии можно выделить несколько направлений: социоархеологическое, археосемиотическое, культурноисторическое, источниковедческое и таксономическое. Эти направления появились и существовали параллельно. Отметим, что социоархеологию не следует отождествлять с попытками смелых социологических реконструкций в 1930-е гг. — она вырастает из них, но противостоит излишнему упрощению. Борьба между социоархеологией и археосемиотическим направлением однажды даже переходила на личности.
Центральной фигурой социоархеологии был свердловский и киевский археолог В.Ф. Генинг (1924-1993 гг.). Развитие его взглядов хорошо отражено в многочисленных публикациях. Автора отличает хорошая общефилософская подготовка. Он является создателем концепции «двойной природы археологической культуры». Остановимся на венце его научного творчества — фундаментальной археологической теории (Генинг, 1992). В ней он выделяет 3 уровня: общесоциологический, исторический и археологический. Общесоциологический отражает основные законы взаимодействия социумов в природной среде, т. е. усвоение обществом энергии внешней среды. На историческом уровне исследуются отдельные социально-исторические организмы в пространстве и времени. Основой исследований на этом уровне является учение о социально-экономических формациях. Наконец, предметный уровень — и есть собственно археологическая теория. Три названных уровня весьма схожи с предлагаемыми Л.С. Клейном параахеологическими, метаархеологическими и эндоархеологическими теориями.
Значительных успехов в развитии и применении социоисторического направления достигли исследователи палеолита. Так, М.И. Гладких предложил новую схему сопоставления каменного инвентаря бытовых комплексов одной стоянки. Он принял их равнозначными соотнесению двух обособленных однокультурных памятников. В них автор вычленял местные и инородные элементы. Этот подход позволил выделить три культурных явления мадленского времени на территории среднеднепровской этнокультурной области (Палиенко, 2011. С. 19). Много внимания социоархеологическое направление уделяло анализу информативности погребального обряда. Особенно примечательна фундаментальная статья по сезонным отклонениям ориентировки (Генинг, Генинг, 1985).
Важным достижением советской этнографии первобытных обществ на стыке с археологией явилось создание концепции хозяйственно-культурных типов (XКТ), которая стала научным методом исторической реконструкции первобытного общества. Она берет начало в исследовании С.П. Толстова по истории первоначального ислама (Толстов, 1932), а развернуто изложена в статье М.Г. Левина и Н.Н. Чебоксарова. «Под хозяйственно-культурными типами следует понимать исторически сложившиеся комплексы особенностей хозяйства и культуры, характерные для народов, обитающих в определенных естественно-географических условиях, при определенном уровне их социально-экономического развития. Мы говорим именно о хозяйственно-культурных, а не просто о хозяйственных типах, так как направление хозяйства и географическая среда в очень значительной степени определяют особенности материальной культуры народов — типы их поселений и жилища, средства передвижения, пищу и утварь, одежду и т. д.» (Левин, Чебоксаров, 1955. С. 4). Примеры ХКТ: таежные охотники и рыболовы, арктические охотники на морского зверя, рыболовы бассейнов крупных рек, охотники-оленеводы тайги, оленеводы тундры. Для каждого ХКТ характерны определённые типы поселений, жилищ и других элементов материальной культуры, а также и сходство духовной сферы. Культуры социумов одного ХКТ могли возникать конвергентно. Авторы подчеркивали принципиальную разницу между ХКТ и историко-этнографической областью, примером которой служат прибалтийская, волго-камская, ямало-таймырская, камчатско-чукотская, амуро-сахалинская и др.
Суть метода ХКТ состоит в выявлении глубинных, обусловленных природной средой и уровнем социально-экономического развития структур, позволяющих обоснованно, но с оговорками, переносить выявленные закономерности на все общества данного ХКТ. Работа с ним производится в три этапа: 1. определение ХКТ реконструируемого общества прошлого; 2. построение этнографической модели установленного хозяйственно-культурного типа; 3. проецирование на прошлое полученной этнографической модели ХКТ (Кокшаров, 1992. – С. 3). Хозяйственно-культурные типы объединяются в 3 группы: 1) с преобладающей ролью охоты, собирательства и примитивного рыболовства; 2) мотыжного (ручного) земледелия и животноводства; 3) плужного (пашенного) земледелия. Эта концепция впервые вводит археологические реконструкции на этнографических материалах в рамки научного метода. Существует настоятельная необходимость её развития в рамках археологии. ХКТ должен полностью сменить использование этнографических параллелей.
В качестве ещё одного метода использования этнографических данных в археологии было предложено понятие этнографо-археологический комплекс (ЭАК). Под ним понимается сочетание этнографических и археологических данных по народам XVIII-XX вв., позволяющее соотнести археологические остатки с живой культурой. Начало подобным исследованиям положило послереволюционнное краеведение, когда в условиях катастрофической разрухи были собраны данные о самых архаических кустарных ремёслах русских крестьян (Щавинский, 1923). Их предлагалось использовать для нужд исторической науки.
В практической плоскости это выглядит следующим образом: этнографические данные, например, о селькупах соотносятся со сборами материальной культуры в наше время, результатами археологических раскопок селькупских поселков, обследованием современных мест обитания и моделью глубинно-таёжной ХКТ. Наработки по этому методу (в т.ч. «мусорный проект») через модели археологизации позволяют более достоверно реконструировать древние культуры (Томилов, 1996). Наряду с экспериментальной трасологией (ЭТ), метод ЭАК — это переход к настоящей экспериментальной науке с проверяемыми и воспроизводимыми результатами, за отсутствие которых всегда критиковали историю. В применении этого метода имеются замечательные результаты (Кениг, 2010. С. 54-71). Именно модели археологизации ЭАК, а не гносеологические (напр., рис. 4-5) должны дать твёрдую основу для реконверсии, т.е. описанию исторических фактов на основе археологических.
На Западе, а в последнее время и у нас, из этих методов родилось целое направление – этноархеология (не путать с археологией этносов), ставящая задачу построения методологии исследования этнической истории за последние 1,5-2 тыс. лет. Но возникает вопрос, имеет ли этноархеология самостоятельное значение или же она лишь объединяет под одним названием ЭАК, ХКТ, экспериментальную трасологию и моделирование археологизации, существующих сами по себе? Важно, чтобы этноархеология не вела в сторону от развития указанных методов. Есть существенные расхождения во взглядах на сущность этой науки: американское по происхождению понимание этноархеологии А.В. Кенига не совпадает с узким определением В.А. Шнирельмана, как изучение отражения современных социумов в материальной культуре. Фактологический материал, добытый этнорахеологией, уже сейчас нуждается в обобщении и введении в широкий научный оборот (напр.: Шнирельман, 1984).
В.А. Шнирельман в рамках метода ЭАК при исследовании динамики керамических традиций предложил методику определения матри- или патрилокальности брака (Шнирельман, 1993). На основе этнографических наблюдений П.Н. Третьяков в 1935 г. писал: «Правильный подход к изучению керамики (речь здесь идёт об изучении орнаментации) возможен лишь тогда, когда мы будем все время помнить, что глиняную посуду делали женщины. Несомненно, что та сама изменяемость орнаментации посуды в более ранних поселениях‚ которая сразу же бросается в глаза, объясняется ничем иным, как условиями матрилокальности рода, когда женщины, передавая из поколения в поколение свое искусство, почти не совершенствовали его. Разнообразная богатая по орнаментации посуда поздних поселений, та самая, которую в дальнейшем вытесняет стандартная сетчатая орнаментация, несомненно, появляется тогда, когда матрилокальность начинает разрушаться» (Третьяков, 1935. С. 141).
Теория очагов культурогенеза и металлургических провинций была разработана Е.Н. Черных и В.С. Бочкаревым. Их можно отнести к источниковедческому направлению. Для позднего бронзового века северной части Евразии Е.Н. Черных выделил 6 металлургических провинций (Черных Е.Н., Кузьминых С.В., 1989). Используются ранги по возрастанию: очаг, зона, провинция (Бочкарев, 2010. С. 46, 50). Новаторство авторов позволило охватить ранее слабо задействованные в исторических обобщениях богатые источники по древней металлургии. Данный подход имеет много черт синтетической теории культурогенеза. Для объяснения наблюдаемых явлений привлекаются социологические реконструкции, миграции, прямой культурный обмен и посредством меновой торговли, завоевания, саморазвитие и пр. Если подойти к данной теории критически, то её можно описать как полицентрическую теорию культурных кругов или «неодиффузионизм». На сегодняшний день отсутствуют работы, в которых эта перспективная теория была бы в достаточной мере описана и обоснована.
Строгих эмпириков также можно отнести к источниковедческому направлению. Я.А. Шер и И.С. Каменецкий посвятили значительную часть своих работ методике кабинетной работы археологов, статистике. Их вклад в науку ещё предстоит оценить в специальной работе. Ёмко отношение к реконструкции древнего общества выразил Г.П. Григорьев: «Целью археологического познания является установление закономерностей развития ископаемых объектов и отношений между ними. Т.е. целью археологии является познание источника, а не добыча исторических сведений. К эмпирикам примыкают сторонники математизации археологии. Опыт применения перспективных математических методов — дискриминантного анализа — для создания археологической типологии имеется у ученых Пермского педагогического университета (Шмуратко, 2018).
Разница между различными направлениями не столь велика. Требования строгости исследования вместе с желанием добыть ценную историческую информацию были в равной степени характерны для всех специалистов. Противопоставление социоархеологии и источниковедческого направления, иногда именуемого «строгой археологией», напоминает спор оптимистов и пессимистов. Кроме того, конкуренция между направлениями в практической плоскости почти отсутствует — социоархеология полностью поддерживает любые строгие научные методы, а эмпирики редко решают задачи исторической интерпретации.
Направление таксономизма противопоставлялось социоархеологии по главному философскому вопросу археологии: являются ли археологические культуры мысленным конструктом или отражением древнего социума. В.Ф. Генинг, М.П. Грязнов и И.С. Каменецкий считали археологическую культуру онтологическим понятием (Грязнов, 1969. С. 20; Каменецкий, 1970. С. 23), а Ю.Н. Захарук — гносеологическим. Последний ввёл понятия «комплект памятников» и «тип памятников» для описания внутренней структуры АК. В то же время он не отрицал двойной природы АК. «Если бы АК действительно существовало реально, объективно, независимо от нашего сознания, проблема их выделения не была бы столь сложной и спорной» (Проблемная, 1988. С. 15). Эти рассуждения автор иллюстрирует полярными точками зрения на культурную атрибуцию энеолитических степных памятников Д.Я. Телегина и В.Н. Даниленко. На это можно возразить, что оба автора очень поспешили с выделением археологических культур и их исторической интерпретацией. Если бы материалов было больше, то, несомненно, верх одержала бы только одна из точек зрения. Кроме того, Ю.Н. Захаруку принадлежит раскритикованный и недооценённый метод «сдвига проблем» (Проблемная, 1988. С. 11), который возник в ходе попытки обратить концепт «прогрессивного сдвига проблем» К. Поппера и И. Локатоса в научный метод для решения особо сложных археологических задач. Проиллюстрировать метод замены проблем можно на примере работ В.Ф. Генинга. Этот исследователь пытался построить работающую графическую схему социоархеологической теории, отталкиваясь от проблемы соотношения артефакта и структуры общества (рис. 9, 10). Целый ряд попыток не привел к созданию работающей системы. Схема биосоциальной теории создавалась для упорядочивания большого количества теорий культурогенеза. А в итоге получилась структура, порождающая объяснения и предсказания. Сдвигом от археологии к социологии тот же автор решал проблему сущности археологической культуры. Фактически, сдвиг проблем осуществляется по четырём направлениям: на уровень выше, на уровень ниже, на смежную дисциплину и в оба направления по шкале времени.
По ряду признаков работы В.М. Массона можно отнести к культурно-историческому направлению. Этому ученому принадлежит попытка создания исследовательской программы-процедуры (Массон, 1996. С. 14). Её применение на практике довольно сложно, она не была переосмыслена в виде специальной теории. Также он является автором типологии культур и цивилизаций Средней Азии и перспективной, но неразработанной теории ранних комплексных обществ. Это промежуточный этап развития общества между первобытным и классовым, для которого характерно формирование наследственной социальной стратификации, высокой степенью интеграции общин (Массон, 1996. С. 92-94). Это является значительным шагом вперёд в сравнении с моделями вождеств (Чифдом), принятых в западной науке. По нашему мнению, неверно относить В.М. Массона к представителям археологической социологии (Клейн, 1993. С. 125) из-за его весьма осторожных реконструкций различных сторон жизни древнего общества. Важнейшей особенностью социальных и исторических построений В.М. Массона стала опора на палеоэкономические расчёты, в чём указанный автор весьма преуспел, а его работы могут служить хорошим ориентиром.
Наиболее известные теоретические работы отечественной школы принадлежат археосемиотическому направлению, как его назвал основатель (Клейн, 1993. С. 36). По нашему мнению, это направление, созданное на основе синтеза структурного и информационно-семиотического подходов, пока не воплотилось в принятую хотя бы частью научного сообщества теорию, выражающуюся в создании исследовательской программы. Последнюю, кстати, не следует путать с финансовым менеджментом науки или эффективным алгоритмом деятельности (напр., Брайан и др., 2007. Рис. 5.2). Отличительной особенностью стал отход от марксизма к неокантианству. Противостояние догматизму привело к некоторому разнообразию подходов, что напоминает постпроцессуализм. Одновременно использовались достижения семиотики, структурализма, теории коммуникаций. С помощью последней предлагалось объяснить смену археологических культур. Эта идея получила дальнейшее развитие (Тетенькин, 2015) (рис. 7-Б).
Также Л.С. Клейн создал концепцию культурных секвенций (Клейн, 2007. С. 9), в которой дифференцируются причины смены культур. Это попытка разрешить противоречие между миграционизмом и автохтонизмом путём их дифференцированного использования. Представляет археологическую культуру как общность (вплоть до этнической), перемещавшуюся по континенту либо надолго оседавшую на одном месте.
Ему же принадлежит авторство концепции археологической типологии, в которой он видит альтернативу иным подходам. Она разработана в качестве специальной теории археологического источниковедения, о необходимости которой постоянно писал Ю.Н. Захарук. В принципе, её можно рассматривать как исследовательскую программу, а значит и как теорию. Типологический подход является попыткой реализовать на практике чистый индуктивный метод в отношении археологического материала. Представляется сомнительным, что отказ от дедукции убережёт исследователя от ошибок и субъективизма. Гипотезно-дедуктивный метод является наиболее распространённым в науке из-за высокой продуктивности, чем вряд ли может похвастать индукция.
Много внимания Л.С. Клейн уделил критике социоархеологии, обвиняя её в недостоверности получаемых результатов. Поспешность в социологической интерпретации многих исследователей вовсе не свидетельствует об отсутствии перспектив. Также как построение ошибочной типологии не говорит о неправильности всего подхода. Тем более строгость археологического подхода Клейна никак не сочетается с достаточно вольной реконструкцией индоевропейской истории (Клейн, 2007), где народы и языки образуются «почкованием», а всё изложение исторической канвы приводится с недостаточным фактологическим обоснованием.
Есть и ещё одно соображение. Основную часть дискуссий между направлениями вызывает вопрос об объекте и предмете археологии. Очень подробно этот вопрос разобран в статье Ю.Н. Захарука (1978). Представители «строгой археологии» (Григорьев Г.П., Клейн Л.С., Бочкарев В.С. и др.) ограничивают объект собственно археологическим материалом, а предмет — его закономерностями. Но может ли археология оперировать чистой материальной культурой и не обращаться к социальным и духовным сторонам жизни общества? По нашему мнению, на практике чистая археология — это либо неосознанное использование этнографических, социологических и культурологических данных, либо лукавство. «Без историко-социологических представлений археология немыслима» (Бочкарев, 1973. С. 57). Не происходит ли просто замена социологических категорий естественнонаучными во имя «строгости подхода» без изменения сути? Например, общину или поселение называют кластером или хозяйственным комплексом, фратрии, например, заменяются термином десцентные группы (Мосин, 2013. С. 16). Не является ли это самоуспокоением и наукообразием? И если социология и этнология являются источниками хотя бы небольшой толики научной информации для археологии, то можно ли в рамках комплексного подхода отказываться от неё? Кроме того, встаёт вопрос соотношения затрат и результата. Нужно ли тратить усилия на глубокий типологический анализ каждой археологической культуры, чтобы установить наличие в ней, например, деления на две или более части? В то время как этнология первобытности сразу предсказывает деление на фратрии и племена. Это тем более актуально, поскольку финансовые и людские ресурсы науки ограничены. Установление на основе археологического материала общих черт социальной структуры первобытного общества в мировом масштабе малоэффективно, поскольку на богатом этнографическом материале общие закономерности давно установлены.
С точки зрения принципа историзма критиковал социоархеологию А.Н. Рогачев: «Господствующая в советской археологии традиция рассматривать первобытную археологию в качестве вспомогательной исторической дисциплины для «истории первобытного общества» является уступкой социологическому схематизму, мешающему правильному пониманию предмета и метода первобытной археологии как конкретно-исторической науки (...) Такое понимание задач науки ведет к отождествлению теории первобытнообщинного строя и конкретно-исторического процесса развития первобытной культуры, поэтому не позволяет преодолеть социологический схематизм, при котором нельзя научно осветить теорию ни первобытнообщинного строя, ни конкретно-исторического процесса развития первобытной культуры (…) С нашей точки зрения, концепция «единой археологической науки», ищущая «общую теорию археологического источниковедения», игнорирует различную роль вещей в жизни людей, живущих при разных способах производства.» (Рогачев, 1975. С. 12). Далее в нашей работе пойдёт речь именно о дифференцированном рассмотрении в археологической теории эпох антропогенеза, первобытности и классового общества.
В защиту социоархеологического направления можно указать на следующее обстоятельство. Конкретные археологические предметы, по которым исследуется материальная культура, непосредственно осязаемы, воспроизводимы и схожи с современными. Социальная структура является мысленным конструктом, абстракцией, даже в отношении современных обществ. Естественно, они не выводятся прямо и из предметного мира древности. В этом состоит основной аргумент в защиту социоархеологии — социальная структура была, есть и будет реконструируемой. Представление о том, что это знание недостоверно априори парируется примерами социальных институтов современности, не отражённых в атрибутике и письменных источниках, объективное существование многих находится под большим вопросом. Являются ли реально существующими выявленные переписями народы из тысяч эльфов и джедаев, входят ли украинцы в русский этнос? Однозначного ответа нет и не будет. Входило ли население поселения Ракушечный Яр в то же племя, что и население Константиновского поселения? У людей IV тыс. до н.э. могли быть различные взгляды на это. Какой идентичностью обладали жители Херсонеса Таврического, общегреческой, дорийской или локальной?
Для решения этой проблемы в социологии выделены два типа социальных групп: дистантные (большие) и контактные. Члены дистантной социальной группы могут даже не знать о существовании друг друга и выявляться только статистически. Такая группа процессуально непрерывна и постоянно воспроизводит основные компоненты своей структуры (Гуляева, 2006. С. 200). Именно со статистическими, но объективно существовавшими помимо воли людей социальными группами и работает археология, интуитивно используя социологическую методологию. Введение методического аппарата дистантных социальных групп перечеркивает основную часть критики социоархеологии, оставляя, разумеется, необходимость выработки и соблюдения строгой научной методологии.
Всё это даёт повод для оптимизма. К каким категориям мы обращаемся для фундаментальной характеристики обществ, к культурным или социальным? Наиболее информативными являются социальные: этнос, племя, род, группа, институты. Определение русского народа через культурные признаки как восточноевропейского православного населения с лощёной посудой спорно и малоинформативно. Поэтому социологические и этнологические реконструкции в археологии и истории первобытности неизбежны.
Исследовательские программы.
«Попробуйте так процедить теоретические работы, чтобы отсеялись все, кроме тех, в которых теория обоснована и способна обернуться методом, методическими требованиями, определениями понятий. Если теория ничего не меняет в практике, то она не нужна. А может быть, это и не теория» (Клейн, 2018. С. 194).
Зрелые теоретические работы обычно сопровождаются схематическим изображением структуры рассматриваемого вопроса, что ведёт к его решению. Конечно, представленные схемы не всегда подразумевались в качестве исследовательских программ и алгоритмов, но внутреннее содержание структурных элементов и взаимоотношения между ними отображают ключевые закономерности, в которых автор видит решения. «На мой взгляд, теория во всех науках, по сути, означает одно и то же. Это такая программа переработки информации на основе некой объяснительной идеи...» (Клейн, 2018. С. 151). Интересно рассмотреть найденные нами в литературе схемы в хронологическом порядке.
По-видимому, первым подобную схему предложил Д. Кларк. Приведём её в виде, доработанном Л.С. Клейном (рис. 2-А). Она основана на иерархии категорий: признак, артефакт, тип, комплекс, культура. Также он создал схему соотношения между подсистемами общества, уровнями теории и парадигмами (рис. 2-Б) (по: Добролюбский, 1985. С. 112), а также модель обработки археологических данных (рис. 2-В).
Вслед за Кларком В.С. Бочкарёв (рис. 3-Б) предлагает свою схему уровней интеграции и бинарных отношений в археологическом материале (Бочкарёв, 1975. С. 42; Клейн, 1991. С. 215). Свою версию той же иерархической схемы предложил Г.С. Лебедев (1975, С. 58), сопоставивший структуру с этапами исследования (рис. 3-А). Ключевой особенностью его подхода является требование установить тенденцию развития культуры (стабильность или трансформация), а также установление причин того и другого.
Сам Л.С. Клейн является автором сразу четырех таких схем (рис. 3-В, 4-7). Весьма дельной, но не получившей дальнейшего развития, является последовательность из статьи 1975 года (Клейн, 1975. С. 43-44). Здесь автор выделяет 7 стадий опредмечивания потребностей и их последующей археологизации и 7 этапов научного исследования (рис. 4). Материал проходит «шлюзы» между этапами. Для реконструкции древней реальности он предлагает процедуру реконверсии, т. е. прохождения данных этапов в обратном порядке. Схема из статьи 1975 г. (рис. 4) является дальнейшим развитием идей Дэниэлса 1972 г. и Кларка 1973 г. (Клейн, 1999. С. 344). Подробно с терминологией из «Археологической типологии» автор развернул её в статье 1999 г. (С. 352-354). Представленная таблица (рис. 5) хоть и почти не применима в практике исследований, но является исчерпывающим описанием гносеологических препятствий на пути археологического познания. Эта схема не потеряет актуальности ещё многие десятилетия. Выкладки Л.С. Клейна из «Археологической типологии» трудно понять вне контекста всей монографии, но мы приведём их для иллюстрации (рис. 6). Попытку развить начатое Л.С. Клейном применение теории коммуникаций или культурной трансляции предпринял философ А.В. Тетенькин (рис. 7-Б). Интересные выводы его исследования пока сложно применить на практике (Тетенькин, 2015).
Процедура исследования археологических материалов, принадлежащая перу В.М. Массона, весьма сложна (рис. 8). Она была составлена для нужд изучения его основной темы — ранних комплексных обществ (Массон, 1996). В ней не уделено внимание специфике первобытных и раннеклассовых социумов. Далее в нашей работе будет приведено обоснование, почему следует отказаться от универсальных схем в пользу специализированных. До этого тем же автором было предложено ещё две схемы (Массон, 1978. С. 31): анализ археологических источников и их интерпретация (рис. 9-А); приёмы палеоэкономического анализа (рис. 9-Б).
В рамках социоархеологии попытку создать исследовательскую программу предпринял В.Ф. Генинг (рис. 10). Основным понятием здесь является «опредмечивание» социальных потребностей. Законы опредмечивания являются основным содержанием данной теории. На этой основе автор создал исследовательскую программу, т. е. алгоритм выявления и осмысления закономерностей археологического материала. Она выразилась в создании «решётки опредмечивания социальных потребностей» как взаимодействия социально-исторических факторов и компонентов предметно-практической деятельности. Пересечение факторов и компонентов по принципу таблицы Пифагора даёт ячейку элементарного закона опредмечивания. Итогом работы стал основной закон: «опредмечивание социальных потребностей индивидов, общин, отдельных обществ (СИО/АК) [социально-исторический организм/археологическая культура - авт.] детерминировано спецификой функции потребностей в различных сферах деятельности, этноисторическими традициями, экологическими и общественно-экономическими условиями жизни каждого общества в соответствии со ступенью его формационного развития» (Генинг, 1992. С. 79). В некотором роде, эта теория схожа с установками археосемиотического направления, но включена в большую по масштабу социологическую теорию. В разделении археологической и социологической частей теории просматривается след упорных дискуссий с Л.С. Клейном. Сложность для восприятия и применения на практике указанной схемы привела к забвению этой интересной идеи.
Ниже, в специальных параграфах, будут представлены две исследовательских программы. Следуя требованию упрощения (редукции) теории, приводится историко-социологическая (рис. 12) и археологическая (рис. 19). Первая соответствует объединению 1 и 2 уровней «фундаментальной археологической теории» Генинга или параахеологических и метаархеологических уровней Клейна. Выделение двух программ почти в точности совпадает с двумя уровнями разработки по В.М. Массону. Первая — схема биосоциальной теории подчинена задачам реконструкции истории первобытного общества. Вторая — археологическая — является функциональной моделью опредмечивания потребностей, что даёт почву для реконструкции этого процесса.
Негативная и позитивная повестки теоретической археологии
Перед теоретической археологией стоят несколько основных проблем: 1) познаваемость и достоверность исторического знания; 2) смена археологических культур; 3) этносы в дописьменную эпоху. Но есть и неосознаваемая проблема — очень слабое развитие всего направления. Теоретическая археология не пользуется популярностью у исследователей, её не читают и не цитируют. Первой и главной причиной этого является её общая негативная критическая направленность. Почти все работы, касающиеся теории, социологических и исторических реконструкций, источниковедения посвящены констатации ограниченности познавательных возможностей археологической науки и не содержат предложений по решению этой проблемы. Чаще всего упоминаются когнитивные искажения, ограниченность и специфика источника, отсутствие абстракции и математизации. Что, в конечном счёте, ведёт к утверждению релятивизма и даже агностицизма. Естественно, что каждый исследователь в повседневной работе самостоятельно убеждается в наличии препятствий для научного познания, и нет нужды лишний раз напоминать об этом. Знакомясь с очередной критической теоретической разработкой, читатель неминуемо задаётся вопросом о практическом смысле написания этой работы и траты времени на её прочтение. Чистой критикой и неясным изложением теоретики своими руками уничтожают интерес к этой отрасли знания.
Второй причиной стал фактический тупик теоретических построений, ярким свидетельством чего стал постпроцессуализм. В естественных науках ещё в XIX – XX вв. появились основополагающие теории, предсказывающие и систематизирующие фактический материал. В археологии такой теории до сих пор нет. Без теорий нет теоретической науки, т.е. нечего изучать. Предлагаемые после критических обзоров методы и гипотезы обычно чрезмерно теоретичны, слабы или являются их имитацией. Часто работы посвящены обзору разнообразных частностей, а не выявлением общего.
Наука представляет собой не учёт познавательных ограничений (это удел философии), а способы их обхода. Астрономы не занимаются философствованием, не жалуются, что не видят черных дыр, а работают с косвенными наблюдениями и математическими моделями и добиваются замечательных результатов. Предлагается взять тайм-аут в публикациях с негативной повесткой. В историографии уже высказаны все возможные опасения относительно достоверности получаемых результатов, но они продолжают публиковаться (напр.: Этничность, 2013). Критика фактически заменяет исследования. Теоретической археологии необходимо сосредоточиться на позитивной повестке — поиске и обсуждении методов преодоления гносеологических ограничений: экспериментам, реконструкциям, моделированию археологизации, выявлению закономерностей развития, построению проверяемых гипотез и созданию объяснительных теорий. А критику нужно применять только к конкретным предложениям, гипотезам, реконструкциям, экспериментам. От чистого эпистемологического пессимизма нет пользы, нельзя студентов научить «незнанию». Примерами позитивной повестки стали работы Л. Бинфорда, Д. Кларка, В.М. Массона, Л.С. Клейна, В.Ф. Генинга и многих других. Развитие позитивных построений почти оборвалось в 1992 году. В качестве успешных методов можно назвать: типологию, экспериментально-трасологический, хозяйственно-культурных типов, этнографо-археологических комплексов, моделирование археологизации. Расширяется применение данных естественных наук. Этот список надо увеличивать и внедрять. И не забывать использовать принцип историзма — рассмотрения явлений в их развитии — не будет нужды в бесконечных рассуждениях о неоднозначности археологической культуры в разные эпохи. Нужно раздельно рассматривать их структуру в первобытную и в раннеклассовую эпохи.
Теоретическая археология должна перестать быть историографией отживших гипотез, пересказом работ по философии, описанием подходов к пониманию археологической культуры, бесконечным сетованием на неполноту источниковой базы. Она обязана быть системой знаний, направляющей и ускоряющей развитие науки через методологию и гипотезно-дедуктивный метод. Конечной целью такой работы должно стать создание истории первобытного общества всех континентов от антропогенеза до истории конкретных социумов, оставивших археологические культуры.
Предлагаемая вниманию читателя биосоциальная теория убедительно объясняет природу возникновения гипотез и теорий культурогенеза, предлагает объяснительные модели, исследовательские программы. Проверка практикой и временем покажет, станет ли она историографическим фактом, одной из противоборствующих теорий или шагом к выработке новой гуманитарной парадигмы.
Файферт А.В.