Дипломатия Молотова В.М. во время Второй мировой войны

В мае 1939 г. Сталин доверил Молотову внешне-политические дела. К тому времени он уже знал, что договоры о взаимопомощи с Францией и Чехословакией, служившие долгое время фундаментом дипломатии СССР, действуют плохо. И Молотов, назначенный вместо М. М. Литвинова наркомом иностранных дел, с жаром принялся за проведение в жизнь новой, прогерманской ориентации внешней политики советского государства. При этом он оставался председателем Совета Народных Комиссаров. Лишь в мае 1941 г. он передал этот пост самому Сталину.

Сталин не раз устраивал Молотову проверки. Например, в июне 1937 г. в Политбюро поступили показания против «старого большевика» Георгия Ломова. На этих показаниях Сталин намеренно не поставил своего решения, а только вопрос – "Как быть?" и передал их Молотову. Вячеслав Михайлович без колебаний написал: " За немедленный арест этой сволочи Ломова". "1937 год был необходим, – говорил В. Молотов уже в 70-е гг. – Остатки врагов разных направлений существовали. Я оправдываю репрессии, хоть там и были крупные ошибки."

После прихода Молотова в Наркомат иностранных дел советские дипломаты в беседах со своими английскими и французскими коллегами стали более требовательными. Пример им подавал сам Вячеслав Михайлович. Одновременно укреплялись связи с немецкими руководителями. Наконец 23 августа 1939 г. в Москве состоялось подписание договора с Германией о ненападении и секретного протокола к нему.

Понятное стремление предотвратить близкую войну в неблагоприятных для Советского Союза условиях сопровождалось принципиальными уступками гитлеровцам. Само понятие "фашизм" вскоре после подписания названного пакта о ненападении исчезло на некоторое время из политического словаря Сталина и Молотова. В октябре 1939 г. на внеочередной сессии Верховного Совета СССР Вячеслав Михайлович прямо заявил, что "Германия находится в положении государства, стремящегося... к миру», возложив ответственность за продолжение войны целиком на Англию и Францию. Войну за «уничтожение гитлеризма» Молотов просто объявил "преступной". Советские люди были дезориентированы и не знали точно, откуда и когда ожидать опасность.

Внешняя политика СССР перед Великой Отечественной войной на первый взгляд представляла собой цепь побед. Приграничные государства одно за другим падали перед советским колоссом. Тогда Сталин и Молотов задались целью создать так называемый "восточный фронт" от Балтики до Черного моря – против гитлеровской агрессии. По их мнению, надвигавшуюся опасность следовало встретить на рубежах, максимально отдаленных от жизненно важных центров страны. Эта концепция в обстановке конца 30 – начала 40-х годов оказалась порочной, ибо история не отпустила времени для укрепления новых приграничных рубежей и перевооружения Красной Армии. Тем не менее в соответствии с секретными протоколами от 23 августа 1939 г. к СССР были присоединены крупные территории в Карелии, Восточной Европе.

Для выяснения намерений германского правительства в ноябре 1940 г. Молотов отправился в Берлин. Там он вел переговоры с А. Гитлером, которого потом назвал "неприятным человеком". Гитлер пригласил советских правителей участвовать в разделе колоний Великобритании. По этому вопросу договоренности достигнуто не было. Но в Москву Вячеслав Михайлович вернулся уверенным в том, что до разгрома англичан немцы остерегутся воевать с СССР и в ближайшие год-два Германия не нарушит мир на востоке. Свою уверенность он передал Сталину. С тех пор выступать с другим мнением запрещалось. Г. К. Жуков вспоминал, как в феврале 1941 г. Молотов резко оборвал его доклад репликой: "Вы что же, считаете, что нам придется скоро воевать с немцами? ".

Когда все же началась война с Германией, Молотов, в отличие от других, сохранял полное самообладание. И поэтому он – а не Сталин – выступил с сообщением о грянувшей беде. В полдень 22 июня 1941 г. им были произнесены по радио слова, ставшие пророческими: "Наше дело правое, враг будет разбит. Победа будет за нами! ". Причем даже в такой трагический момент он не забыл подчеркнуть, что выступает от имени главы советского правительства Сталина.

В начале Великой Отечественной войны В. М. Молотова назначили заместителем председателя Государственного Комитета обороны. Работа в условиях военного штурма и чрезвычайного положения вполне соответствовала его характеру. Он хорошо справился со своей задачей курировать производство танков.

Усилия руководителя Наркоминдела Молотова в годы войны были направлены на формирование и укрепление антифашистской коалиции. Вот основные вехи на пути к этой цели. В мае–июне 1941 г., посетив Англию и США, Вячеслав Михайлович подписал договоры об установлении союзнических взаимоотношений между этими государствами и СССР. Он принял активное участие в работе Московской конференции министров иностранных дел (октябрь 1943 г.), Тегеранской (ноябрь–декабрь 1943 г.), Ялтинской (февраль 1945 г.), Потсдамской (июль–август 1945 г.) конференций глав великих держав. У. Черчилль, хорошо узнавший в то время Молотова, рассказывал о нем: "Я никогда не видел человеческого существа, которое больше подходило бы под современное представление об автомате. И все же при этом он был, очевидно, разумным и тщательно отшлифованным дипломатом... Его улыбка и часто мудрые слова, его любезные манеры делали из него идеального выразителя советской политики в мировой ситуации, грозившей смертельной опасностью".

Несмотря на обычную любезность, В. Молотов умел при случае уколоть собеседника метким словом. В ноябре 1940 г. он встречался в Берлине с немецким руководством. Внезапно раздался сигнал воздушной тревоги, и собеседникам пришлось спуститься в бомбоубежище. Иоахим Риббентроп говорил о том, что Британская империя практически разгромлена. Молотов в ответ ехидно заметил: "Если Англия разбита, то почему мы сидим в этом убежище? И чьи это бомбы падают так близко, что разрывы их слышны даже здесь? ".

Уинстон Черчилль, много общавшийся с Молотовым во время войны, писал о нём: "Его подобная пушечному ядру голова, чёрные усы и проницательные глаза, его каменное лицо, ловкость речи и невозмутимость хорошо отражали его достоинство и искусство. Его улыбка сибирской зимы, его тщательно взвешенные и часто мудрые слова, его приветливая манера себя держать делали его совершенным орудием советской политики в дышащем смертью мире. Дожив до старости, я радуюсь тому, что мне не пришлось пережить того напряжения, какому он подвергался, – я предпочёл бы вовсе не родиться".

Молотов работал в жестком ритме. Пожалуй, только однажды он позволил на людях проявить сентиментальность. Это произошло в мае 1942 г. в Лондоне, сразу после подписания англо-советского союзного договора. Вячеслав Михайлович был счастлив тем, что изменил курс внешней политики СССР: память о роковой ошибке предвоенного периода мучила его. Тогда сам премьер-министр проводил русского гостя до садовой калитки особняка на Даунинг-Стрит. Вот описание У. Черчиллем сцены их прощания: "Я крепко пожал ему руку, и мы взглянули друг другу в глаза. Внезапно он показался мне глубоко тронутым. Под маской стал виден человек. Он ответил мне таким же крепким пожатием, мы молча сжимали друг другу руки". Во всех остальных случаях Молотова-дипломата, по свидетельству современников, отличали исключительное хладнокровие, непроницаемая скрытность и официальная корректность.

Молотов сыграл важную роль в организации послевоенного мира, в разработке и подписании мирных договоров, устройстве новых границ, решении проблемы репараций. Его голос громко звучал на заседаниях Совета министров иностранных дел, на сессиях Генеральной Ассамблеи ООН. "Свою задачу как министр иностранных дел (с 1946 г. наркомов в СССР стали называть министрами) я видел в том, чтобы как можно больше расширить пределы нашего отечества... Я выколачивал мирные договора из государств", – вспоминал Вячеслав Михайлович.