Кто чей враг?

Философия зла.

Это, что называется, «вопрос вопросов»! Он куда злободневнее и радикальнее «патриархальных» «Что делать?» и «Кто виноват?».

Это вопрос появляется там, где есть либо бессилие, либо подлость. Либо и то, и то вместе. Логично предположить, что наш самый страшный враг – это тот (то), кто нас убивает. То есть смерть. Но смерть не может быть врагом сама по себе, так как является продолжением жизни. Тогда и жизнь – наш враг. Но с этим мало кто согласится…

Вот преждевременная смерть, да ещё мучительная – это другое. Но и она не случается сама собой. Тогда как?

Мудрые люди много рассуждали на эту тему. Например, Ф. Ницше говорил, что то, что нас не убивает, делает нас сильнее. Но ставить эксперименты в поисках наиболее «усиливающего» средства мешает элементарный инстинкт самосохранения.

Другое дело – борьба с общепризнанным злом. Тут, как говорится, наш долг и всё такое… Но вопрос «общего признания» как-то сразу начинает вызывать вполне несмутные сомнения. Геноцид евреев был признан немецким обществом едва ли не благом. Потом тем же обществом был признан злом.  Сами евреи геноцид своего народа всегда считали злом, но так и не зарекомендовали себя, как последовательные и активные борцы с геноцидом других народов. Получается что? Каждый интерпретирует добро и зло на свой конъюнктурный манер. Поэтому борьба со злом для одних – это зло в чистом виде для других. И высосанное из пальца право убивать «плохих парней» с другого ракурса оказывается просто оправданием убийства. 

Но, допустим, зло очевидно. Пришёл враг, разрушил твои города, убил и поработил твоих сограждан. А ещё он очень силён (потому и побеждает). И нет сил ему противостоять. И не противостоять нельзя!

«Наполеона мог погубить только Наполеон», – этот афоризм приписывают Ш.М. Талейрану. Но суть вопроса он показывает очень красноречиво. А главное – передаёт весь ужас тех, кто пытается его погубить, не являясь при этом наполеонами. А ещё важнее: признание того, что Наполеон является злом (тут сам Наполеон не согласился бы), означает, что для победы над ним надо либо самому стать злом, либо научиться управлять злом в своих интересах. Звучит, как монументальный кошмар. Не поэтому ли святитель Василий Великий предлагал на три года отлучать воинов, убивавших на войне, от причастия?

Перефразируем предыдущий афоризм и получим, что человека погубить может только человек. А если задумаемся, то не только человека, но и всё человечество. Даже шальной снаряд был сделан и выпущен человеком. Даже упавший на голову камень убил или покалечил кого-то по вине человека, потому что камни, как правило, не падают из чистого неба. А шататься там, где они могут упасть, – действие против здравого смысла. В одном случае, причиной гибели становится посторонний человек, в другом, – сам погибший. И это наиболее обидно.

Наверняка он знал, что делает что-то не то. Но по какой-то причине посчитал угрозу недостаточной. Получается, что его убило? Незнание или самонадеянность!

И как созидающие знания начинают закладываться ещё в детском возрасте, то же можно сказать и про убивающие незнания. Ведь любое незнание – это оборотная сторона уверенности в том, что познал что-то слишком хорошо.

Нас в детстве пытаются учить тому, «что такое хорошо, и что такое плохо». Но на деле такое учение вместо формирования здравого смысла гораздо быстрее формирует навык навешивания ярлыков. И если нет нормальной идеологии, выполняющей роль сдержек и противовесов, навешивание ярлыков облачённым властью человеком может привести к гибели миллионов или даже всех.

Причём даже правильный, по сути, ярлык, по другой сути, остаётся всего лишь ярлыком. Это как заученная в детстве молитва, которая по поводу и без повода воспроизводится без вникания в глубокий смысл говоримого. Хорошо если такое вникание было, когда молитву учили. А если никто не помог вникнуть? Да и сама молитва звучит непонятно? Но человек считает себя верующим, а всё, что он делает, – богоугодным. И результатом такого пробела в детском воспитании, рано или поздно, становятся две армии, убивающие друг друга, и каждая – под лозунгом «С нами бог!».

Когда-то в Советском Союзе пришли к выводу, что главным врагом человечества является фашизм. Имели полное право и основания сделать такой вывод после встречи с ним в бою. И слово «фашист» стало одним из самых страшных ругательств. Но уже тогда был допущен пробел. Точнее – много пробелов. Во-первых, не довели до ума Нюрнбергский процесс. Слишком многие избежали наказания либо получили его несоизмеримо меньше своих заслуг. Во-вторых, почему-то решили, что фашизм раз и навсегда признают врагом человечества во всём мире. И закрыли эту тему. Закрыли настолько, что начали прощать пособников фашистов. А фашизм не был уничтожен. Даже побеждён не был. Только оглушён. На какое-то время быть на стороне фашизма стало не комильфо. Но это лишь до поры, до времени, пока не умрут те, кто сам помнил, во что может обойтись фашизм. И это потому, что, в-третьих, мы сами для себя так и не уяснили, что такое фашизм.

В нашем понимании фашист – это такой злой дядька в каске, желательно рогатой, в чёрной форме с повязкой и обязательно кричащий: «Хайль!». Тот, кто без рогов, униформы и молчит, – уже как бы и не фашист. Даже у учёных фашизм – это разновидность ультранационалистической идеологии и общественно-политического движения, а также устанавливаемого на их основе диктаторского режима. А ещё он чуть ли не главный антагонист коммунизма. И почему-то почти синоним немецкого милитаризма, будто другая нация не может быть носителем фашистских идей.

Уже в этом определении кроется системная ошибка. Фашистская идеология не устанавливает режимы. Наоборот – режимы устанавливают фашистскую идеологию, поскольку фашизма не бывает без государственной поддержки. Так что удивляться каше в головах простых людей вообще не приходится. Она в голове у всех. Чем отличаются «правые» от «ультраправых» – без стакана мало кто объяснит. Ещё меньше найдётся тех, кто объяснит, что серди «ультраправых» могут быть как фашисты, так и антифашисты. Слишком «ненормальными» словами объясняют людям то, что понимать они должны вообще без слов. Поэтому возрождение фашизма на одной из русских земель – явление вполне себе закономерное.

Объясню, почему фашизма не бывает без государственной поддержки. Фашизм – высшая фаза националистической теории в цепи: «национализм – шовинизм – нацизм – фашизм». Сам по себе национализм ничего плохого не представляет. Говорить о том, что мы можем жить лучше других, потому что мы русские, что у нас особое отношение к душе, труду, дружбе и любви, – совсем не предосудительно. Наоборот, это всё очень патриотично. Но беда в том, что и фашизм играет на патриотических чувствах. И как играет!

Просто патриотизм – это псевдоценность, придуманная либералами, чтобы пудрить мозги тем, кем они собираются управлять. И либералы в этом молодцы! Они продолжают пудрить припудренное и не боятся испортить кашу маслом. А мы боимся лишний раз фашистское назвать фашистским. Слово даже придумали «нацики», хотя чисто семантически оно несёт, скорее, позитивную окраску, чем ту, которую заслуживает. Для родившихся через полвека после войны, не имеющих в семье ветерана, не посещавших мемориалы на месте концлагерей и сожжённых деревень, это звучит, как что-то такое маленькое, почти нежное, белое и пушистое. И это слово употребляют на государственном уровне!

Настоящий патриотизм – это не лозунг. Это комок скрепов: Мой дом – моя крепость! Моя семья – мой тыл! Мои дети – моё будущее! И всё это – моя Родина, которую я люблю, потому что она впитала всё ценное, что у меня есть. И когда государство поддерживает эту идею, оно получает в лице своих граждан защитников. Это и есть подлинный патриотизм. В школьном, а тем более – в зрелом возрасте его не воспитать. Его можно развить (если есть что развивать). А основа – только с молоком матери, только с теплом её рук.

А когда государство не поддерживает эту идею, оно получает сборище аморфной публики, которая за неимением главных ценностей начинает искать другие (как в мире бактерий и микрофлоры): свобода, демократия, власть, деньги, удовольствия. И требует от государства защищать уже их. А сами на защиту идти уже не торопятся, тем более – без оплаты. Начинаются принудительные мобилизации, дезертирство. А на деле – всего лишь различие подходов к патриотическому воспитанию.

Так почему фашизм – это всегда государственная идеология, а не наоборот? Когда национальная идея ставится выше других (тоже привет от либералов с их технологией подмены ценностей), националист, который вчера говорил, что мы должны жить лучше других, потому что мы русские (немцы, евреи, украинцы… – сути не меняет), сегодня говорит, что остальные должны жить хуже, потому что они – не русские (то есть не мы). Это очень просто! Либерал, который больше всего ценит деньги, всегда считает, что ему их мало. То есть их должно стать больше. А бесконечно увеличивать денежную массу нельзя – это знает любой экономист. Нет, можно, конечно, но эта масса будет уже не денежная. Значит, в какой-то момент наступает ситуация, когда естественным способом повышать своё благосостояние уже не получается. А хочется жить всё лучше и лучше других. Как? Проще всего – если другие будут жить хуже и хуже. Не могу изобрести, изваять, сконструировать, накопить, надо устроить так, чтобы у других с этим не заладилось ещё больше. Что есть – сломать. Тому, что делают – помешать. И ещё внушить им чувство справедливости того, что у них получается всё хуже, чем у нас. А за то, что получалось лучше, – внушить чувство вины.

Так зарождается шовинизм. То, что описано выше, это проявление «великого» шовинизма на уровне целой нации. Кто-то узнал в этой картинке великоамериканский шовинизм. Но в целом шовинизм ещё безобиден. Если не развешивать уши и не верить в ту лабуду, которую шовинисты несут про тебя, вреда не будет. Мошенник не повредит тебе, если ты ему не позволишь.

Но как только «национальное мошенничество» перестаёт удовлетворять шовинистов, появляется идея найти виновного в том, что у нас что-то (или всё) не получается или получается не так, как мы хотим. И как только виновного начинают искать по национальному или расовому признаку – это уже нацизм. Виновных будут ненавидеть, всячески притеснять, унижать, где-то даже пытаться побить или погромить, но это ещё не фашизм. Дело в том, что законы любого государства запрещают кого-то унижать, бить или громить. Тем более – убивать. За это можно получить уголовное наказание, независимо от национальности того, к кому применено насилие. Более того – нормальное государство преследует в уголовном порядке сам фашизм. То есть даже если кто-то и молится по ночам на портрет Адольфа Гитлера и под одеялом примеряет повязку со свастикой, открыто в этом признаться не может – посадят. Но это – в нормальном государстве.

Крайней формой любой ненависти является желание физически уничтожить её объект. И вот тут нужно «разрешение» государства. Поэтому не фашизм устанавливает диктатуру, а диктатура переходит от нацизма к фашизму. Мы это видели в Германии, видим на Украине и, как и почти сто лет назад ничего не сделали, чтобы это предотвратить. Почему?

Потому что фашизм, как и коронавирус, хорошо интегрировался в нашу жизнь. Это не «голая» идеология. Это образ мышления, замешанный на либеральных ценностях.

Гитлер, прийдя к власти, устранил позорные для Германии последствия Первой мировой войны, поднял немецкую экономику, создал рабочие места, развил транспорт, обогатил простых немцев. Немецкая армия не имела себе достойного конкурента в Европе. Весь мир рукоплескал Гитлеру. Его поддерживали деньгами, потому что хотели с его помощью избавиться от Советской России. И по возможности – не замарать собственных рук войной.

Нацисты, прийдя к власти на Украине, создали образ великих укров, от которых чуть ли не произошли обезьяны, от которых произошло всё остальное человечество. Украинцам позволили то, к чему они всегда стремились, но боялись признаться в этом даже самим себе – безнаказанно воровать. Воровали все – от нищебродов до государства, которое брало на себя долговые обязательства и не выполняло их. Выклянчили, наконец, безвизовые отношения с Евросоюзом. Могли, конечно, как и Гитлер, развивать инфраструктуру, транспорт, но решили не заморачиваться. Ограничились развитием армии, которая, судя по результатам, тоже не имеет конкурентов в Европе. Развивать всё остальное смысла не имело. Куда проще было всё распродать. Но, что называется, найдите десять отличий.

Весь мир стал умиляться Украиной, накачивать её деньгами и оружием с одной целью – избавиться от уже не Советской, но России. И опять же – не отправляя своих солдат на поле боя. И, как и столетие назад, мы сидели и смотрели, надеясь на то, что… Вот совершенно не пойму – на что? У Сталина была задача – оттянуть войну. Потому что каждый день отсрочки давал нам возможность прирастить силы. А вот послевоенный Хрущёв простил всех оставшихся в живых бандеровцев и отправил их жить и размножаться на свои прежние земли. А ещё поставил им руководителя, который опять начал украинизацию, приторможенную перед войной. Зачем?

Потом Горбачёв с Ельциным раздербанили Советский Союз, хотя не имели на это никакого права, так как референдум (высший орган власти в стране) 17 марта 1991 года им это прямо запретил. Но они это сделали. И на ещё дымящихся руинах стали громоздить либеральное государство с либеральной конституцией, написанной не нами, а для нас нашими вчерашними противниками. И учебники для наших детей начали печатать на их же деньги. И на руководящие должности стали назначаться те, кто учился либо у них, либо у нас, но уже по этим учебникам. И все молча смотрели на это и даже голосовали за президентов, которые всё это нам принесли. В этом отношении мы вообще ничем не отличаемся от Украины. Повезло ещё, что в России не нашлось никого на роль Бандеры… И, к счастью, у нас слишком глубока память о той войне. И фашизм пока преследуется по закону. Но именно либерально-капиталистическая основа – это единственная плодородная почва для фашизма. А либерализм и дурь, которая упрямо тащит его на русскую землю, к сожалению, по закону не преследуются.

То есть власть после Сталина (за исключением, разве что, Брежнева) целенаправленно вела нашу страну к тому, что она в результате и получила. А народ, который, согласно конституции, является носителем власти, молча на это смотрел. Так кто виноват в том, что произошло? Точнее – кто наш главный враг?

С этим, кажется, разобрались. А кому тогда враги мы? К сожалению, врагами нас считают очень многие. И именно потому, что мы русские. Обратите внимание. На олимпиаду наших спортсменов не пустили, пока они не доказали, что не имеют прямого отношения к борьбе с фашизмом на Украине. Как они там оформляли эти «доказательства», оставим на их совести, но разве им после этого вернули русский флаг и гимн? Нет. То есть для доступа даже на такое по определению аполитичное мероприятие, как олимпиада, надо отказаться и от права бороться с фашизмом и от национальной самоидентичности. То есть нас считают врагами потому, что мы боремся с фашизмом и потому, что русские. А это и есть фашизм. И именно на государственном уровне. Во всех странах НАТО уж точно. И не только в них.

С одной стороны, это здорово! Если нас ненавидят за то, что мы антифашисты – это комплимент. Но почему тогда мы всё время пытаемся ненавидящих нас разубедить в причинах ненависти и заискиваем перед ними в поисках снисхождения? Причём делают это как простые субъекты, которые не мыслят себя без санкционных продуктов и заграничных курортов, так и сами руководители государства, которое должно защищать нас от внешних угроз, а уж от фашизма – подавно. И при этом президент нашей страны на полном серьёзе взывает к тем, кто считает нас своими врагами, фразой: «Мы свои, буржуинские!» А умилённый народ в составе семидесятишестимиллионного электората продолжает его в этом поддерживать.

Повторяю. Они считают нас врагами, потому что мы боремся с фашизмом, и потому что мы русские, а наш президент и семьдесят шесть миллионов говорят им, что не надо считать нас за это врагами, так как мы «свои» для них. И кто тогда наш главный враг?

Вот когда они начнут называть нас друзьями и хвалить за политические шаги, вот тогда это будет означать, что нас уже нет, а фашизм победил.

То, что Англия и Америка с их европейскими и азиатскими сателлитами несут миру фашистские идеи, прикрываясь либеральными лозунгами, понимал, полагаю, ещё Сталин. И пошёл с ними на союз, потому что знал, что фашистские идеи несёт именно либерально-капиталистическое государство, но воюет с фашизмом народ и его армия. Поэтому ни американцы, ни англичане, ни даже немцы нам никогда врагами не были. Даже украинцы, хотя, на самом деле, они малороссы, то есть такие же русские. А быть врагами самим себе нельзя.

Или всё-таки возможно?.. Если пустить в сердце вместо подлинной любви любовь к деньгам, если решить, что ты прав в любом случае, то и неизбежно!