Дочки-матери - игра, в которую мы играем всю жизнь

Мать – это самый важный человек для ребенка, особенно в младенчестве. И это не только биологический факт. От того, какими будут их отношения  на первом году жизни, зависит базовое ощущение безопасности или небезопасности его существования.

Ребенок чутко настроен на чувства матери. Да, именно на чувства, а не на то, что она говорит или насколько правильно она осуществляет заботу. Младенец мгновенно попадает в ее эмоциональное поле: если она грустит – ему тоже становится грустно, если она испытывает раздражение – он пугается и капризничает. Всем своим существом он понимает, что от нее зависит его выживание. Поначалу у него нет страха или недоверия, но если его потребности регулярно игнорируются, он начинает понимать, что просто так он не получит внимания, и учится подстраиваться.

Психологическая задача матери в отношении ребенка – это принятие и забота. Если мать любит ребенка без условий – это огромный ресурс для нормальной, полноценной жизни в будущем.  Формируется базовое доверие к миру, и такой человек будет уверен, что мир дружелюбен. И даже если он (этот человек) кому-то не нравится – это не трагедия, т.к. чувство принятия другим (а первым другим была мать) у него есть. Если же мать демонстрирует свое принятие только в случае выполнения каких-то условий – не шуметь, не пачкаться, быть послушным, хорошо учиться и т.п., а в случае невыполнения условий отвергает ребенка (наказывает, игнорирует, убивает взглядом и т.п.), то у ребенка рождается тревога и базовое недоверие к миру. Любовь необходима ему для полноценного развития (а в некоторых случаях и для выживания), и он, стремясь получить ее, пойдет на любые условия. Но в душе у него поселится сомнение в том, что он достоин любви – просто так, ни за что, без условий - и выработается привычка зарабатывать любовь.

Почти каждый человек, пришедший ко мне на прием, рассказывает подобную историю.

Одна женщина поведала мне,  что она не могла позволить себе плохое настроение, слезы или требования, потому что это расстраивало маму. Расстраиваясь, она переставала разговаривать с дочкой и та быстро научилась подавлять все признаки недовольства, страха или разочарования. Она стала очень удобной, фактически обрезала часть себя, чтобы получать иллюзию принятия.

Другая женщина говорила о самопожертвовании матери. Ее мама всю свою жизнь бросила к ногам семьи – отказалась от карьеры, от увлечений, не позволяла себе почти никаких расходов на свои нужды. Но почему-то жить в такой идеальной картинке было невыносимо. Вся семья обязана была быть благодарной за эту жертву, и…. тоже, как и в первом случае, невозможно было быть искренней – злиться, хотеть что-то другое или не хотеть удушливой заботы. Дочка вынуждена была «перекрыть» свои чувства и долгое время носить маску благодарности.

Третья женщина рассказывала о внешне доброжелательной, но внутренне очень холодной и черствой  матери. Она выбрала себе роль «дочки» своего мужа и почти отстранилась от общения. Этой женщине пришлось все свое детство воевать с жестким авторитарным отцом – за свое право быть не такой, как он хочет. И у нее осталась огромная обида на свою мать за то, что та, лелея свой инфантилизм, фактически объединилась с ним против своего ребенка.

До поры до времени такие уродливые модели срабатывают. Страх отвержения, непринятия, нелюбви поддерживает чувство вины.  Если мама расстроена, обижена, недовольна -  приходит терзающая и мучающая вина.  Виноватым человеком легко манипулировать, хотя он и пытается защититься с помощью различных стратегий – например, дистанцирования. Но вина не очень-то считается с фактором расстояния. Она продолжает мучить даже тогда, когда люди живут в разных странах.

Невозможно всю жизнь жить с подавленными чувствами – они находят себе дорогу в виде неврозов, депрессий, болезней. Профессиональный больной – один из частых последующих сценариев.

Никто из этих женщин, пришедших ко мне,  не обвинял свою мать в своих трудностях. Всех их интересовали совершенно   другие проблемы –  например: почему не  складываются отношения с детьми, мужьями, родителями. Почти все поначалу убеждают меня, что у них все хорошо – только есть одна загвоздка…  Вся боль, которую они носили в себе – боль непринятия, отверженности, предательства – была похоронена под толстым слоем психологических защит.

Психика таким образом предохраняет нас от ежесекундной боли, которую нам пришлось бы испытывать. Благодаря же защитам мы убеждены, что «у всех происходит то же самое», «это поколение советского времени, и им было тяжело» и «у них не было психологов».  И вообще никак не связываем то, что происходит с нами сейчас  со своим детством. Ведь оно давно закончилось, и страница закрыта.

Но психика не знает понятия времени. Для нее все продолжает существовать реально и отражаться на нашей жизни. И мы даже можем себя вполне сносно чувствовать. Правда, это никак не предохраняет нас от того, что мир бередит  старые травмы, и они болят и кровоточат. Почему-то снова и снова нас кто-то предает, отвергает, не любит.  И мы опять попадаем в наши первичные переживания.

Если мы отрицаем свою травму, у нас нет возможности ее исцелить. Наши обиды навсегда останутся в структуре психики, и будут «фонить» оттуда,  изменяя наш взгляд на мир. И, так или иначе,  мы сохраним свои деструктивные модели и передадим их последующим поколениям.

Но многие все же ищут выход – и находят его. Кто-то читает специальную литературу, кто-то практикует йогу, кто-то обращается к психологу. Можно освободиться от тяжелого наследия, если заглянуть внутрь себя. Согласившись признать правду своей семейной истории и, отплакав  горечь своей эмоциональной травмы, можно освободиться от нее. И освободить от нее своих детей.