Тема и образ в драматургии

Антифашистской назвал свою книгу “Перед восходом солнца” и М.Зощенко. Книга создавалась в дни войны с фашизмом, отрицавшим образованность и интеллигентность, будившим в человеке звериные инстинкты. Е. Шварц писал о привычке к насилию, Зощенко – о покорности страху, на которой как раз и держалась государственная система. “Устрашенные трусливые люди погибают скорей. Страх лишает их возможности руководить собой”, – говорит писатель. Зощенко показал, что со страхом можно успешно бороться. Во время травли 1946 г. ему припомнили эту повесть, написанную, по определению автора, “в защиту разума и его прав”. С 1943 г. возобновилось планомерное идеологическое давление на писателей, истинный смысл которого тщательно скрывался под маской борьбы с пессимизмом в искусстве. К сожалению, деятельное участие в этом принимали и они сами. Весной того года в Москве состоялось совещание литераторов.

Его целью явилось подведение первых итогов двухлетней работы писателей в условиях войны и обсуждение главнейших задач литературы, путей ее развития. Здесь впервые было подвергнуто резкой критике многое из созданного в военное время. Например, Н.Асеев, имея в виду те главы из поэмы А. Твардовского “Василий Теркин”, которые к тому времени были опубликованы, упрекал автора в том, что это произведение не передает особенностей Великой Отечественной войны. В. Инбер в августе 1943 г. напечатала статью “Разговор о поэзии”, в которой критиковала О. Берггольц за то, что она и в 1943 г. продолжала писать о своих переживаниях зимы 1941 – 1942 гг. Писателям ставили в вину, что они не успевают за постоянно меняющейся военно-политической обстановкой. Художники требовали от художников же отказа от свободы выбора тем, образов, героев, ориентировали на сиюминутность. В переживаниях О.Берггольц В.Инбер увидела “душевное самоистязание”, “жажду мученичества”, “пафос страдания”. Писателей предупреждали, что из-под их пера могут выйти строки, не закаляющие сердца, а, наоборот, расслабляющие их. В конце января 1945 г. драматурги собрались на творческую конференцию “Тема и образ в советской драматургии”. Выступающих было много, но особо следует выделить речь Вс. Вишневского, всегда учитывавшего “линию партии”. Он говорил о том, что теперь нужно заставить редакторов и цензоров уважать литературу и искусство, не толкать художника под руку, не опекать его. Но означали ли слова Вишневского изменение политики партии в области литературы? Дальнейшие события показали, что надежды на это были напрасны. Вишневский апеллировал к Сталину:

“Сталин отложит в сторону все военные папки, он придет и скажет нам целый ряд вещей, которые нам помогут. Так ведь было до войны. Он первый приходил к нам на помощь, рядом были его соратники, был и Горький. И та растерянность, которая владеет некоторыми людьми неизвестно почему, – она отпадет”. И Сталин действительно “сказал целый ряд вещей”: уже с мая 1945 г. началась подготовка к разгромным постановлениям 1946 г. В лагерях вынашивали сюжеты будущих книг А.Солженицын, В.Шаламов, Д.Андреев, Л.Разгон, О.Волков, писали стихи – огромная армия “врагов” внутренне противостояла в годы войны сразу двум силам – Гитлеру и Сталину. Надеялись ли они найти читателя? Конечно.

Их лишили слова, как и Шварца, Зощенко, многих других. Но оно – это слово – было произнесено. В годы войны не были и вряд ли могли быть созданы художественные произведения мирового значения, но будничный, каждодневный подвиг русской литературы, ее колоссальный вклад в дело победы своего народа над смертельно опасным врагом не может быть ни переоценен, ни забыт.