Что есть государство?
Категория: Человек и закон
| Автор: institutra
| Опубликовано: 21.10.2009
Первоначально государство понимается как объединённая территория племенных княжеств (земель, союзов), находящихся под властью одного политического центра. Во главе этого центра стоял государь («осподарь») или, что одно и то же, господин. Титул «господарь» впервые применил в отношении себя Василий Тёмный в середине 15 века[3].
Местность, возглавляемая князем, именовалась княжеством, каганом – каганатом, царём – царством, а императором – империей. Логично, что территория, возглавляемая государём, называться будет государством.
По различным историческим сведениям Русь именовалась княжеством – с момента образования государственности под предводительством великого князя. В связи с безудержным стремлением к полному самовластию, начиная со времён Владимира Крестителя и во время правления его старшего сына Ярослава Мудрого, Русскую землю именуют каганатом, а её верховного правителя – каганом, царём. После ликвидации Иваном Калитой последнего оплота русского самоуправления – «новгородско-псковских вольностей» государство становится царством. Своего апогея воплощение идеи абсолютной власти достигает при Петре Великом, именуемом уже не иначе как император. Такие нравственные категории как совесть и мера во власти перестают существовать.
Справедливо замечает В.И. Сергеевич, что «обращение со словами старейшина и отец заимствует свою силу и значение от того почтения, которое подобает старшим вообще и родителям в особенности». Отсюда и проистекает слово «Отечество». Обращение же со словом «господин» заимствует свою силу от почтения, которое должно быть воздаваемо рабами господам их. Таким образом, наименование господином, кроме почтения, выражает ещё некоторую приниженность того лица, которым употребляется»[4]. В средневековом Пскове в целях осуществления правосудия князем из числа бояр образовывалась судебная коллегия, именуемая госпо́дою. Точно в таком же ключе стоит рассматривать роль христианского бога, именуемого Господом, в отношениях с покорной паствой – рабами божьими. По свидетельству Б.А. Рыбакова, христианское слово «Господь» проникло к славянам около 4 века н. э. под влиянием южных соседей христиан-готов[5]. Еврейско-библейские (оригинальные) личные названия Господа – Саваоф, Яхве, Адонай, Элохим, Иегова.
Таким образом, своим происхождением слово «государство» в первую очередь обязано установлению в общественных отношениях приказной системы власти-подчинения. Не государство создало эту систему, оно лишь её оформило, выведя в то же время на качественно новый уровень. Это является лишним подтверждением тому, что в основе образования государства лежит не идея добровольной передачи власти от народа к избираемым им специальным органам, а идея повиновения и покорности слуг (народа) своему хозяину (господину, государству), реальному источнику управленческой воли, выраженной в государственной власти.
Теперь, полагаем, должно стать очевидным, какую смысловую нагрузку несёт в себе истинное понятие государства.
Сейчас достаточно определённо можно утверждать, что практически весь мир живёт в условиях государственной организации управления в независимости от того, ощущают ли на себе отдельные самоуправляемые общественные образования (племена и общины) силу государственного воздействия или нет.
В современных условиях уже невозможно представить себе организацию управления обществом другой формы. Многие смирились, а большинство и вовсе не представляет себе какого-либо иного склада жизни, кроме государственного. Так что же такое государство? В чём суть этого явления, так неотделимо сросшегося с нашими представлениями о необходимом общественном устройстве? Действительно ли оно является настолько необходимым, как это нам представляется? И, наконец, если оно так необходимо, тогда каким же образом наши предки управлялись в догосударственный период своего существования?
Государство понимается нами в различных значениях, а каждое из этих значений, в свою очередь, основано на каком-либо из признаков (территория, население, общий язык и культура, власть и т.д.). Хотя эти значения и являются самостоятельными и каждое из них представляет государство в собственном смысле, в отдельности они не дают нам целостного представления о явлении государства.
С другой стороны, представление о государстве, как о совокупности указанных признаков, также не обеспечивает целостного представления о нём, не определяет его истинную природу и происхождение.
Определение государства, как некоторой территории с общим населением, языком, культурой, системой управления и т.д. не отграничивает его от понятий страны или нации. Например, В.М. Грибовский напоминает, что «истории известны государственные состояния у кочевых народов, не имевших определённой постоянной территории»[6]. Поэтому при выявлении природы государства внимание необходимо обращать на его существенные характеристики, которые определяют саму основу этого института. «Зри в корень», – как говорит Козьма Прутков.
Итак, в первую очередь, государство – это искусственная организация. А.С. Алексеев чётко подметил, что государство является единством в силу той искусственной юридической организации, которая дана ему людьми[7]. С ним солидарны и другие учёные. Например, О.А. Новиков утверждает, что «церковь и государство изначально являются иноприродными явлениями»[8]. При этом, что государство, что церковь, являясь, казалось бы, институтами по своей сути противоположными (определяющими поведение людей в отношении разных сфер бытия: соответственно светского и духовного миров), вместе с тем представляют собой единый механизм социального управления. Как об этом заметил М. Бакунин, «для сохранения порядка необходимо, чтобы обе власти: церковная и государственная, оба страха: земной и небесный – дополняли друг друга. Вот почему во всех государствах, с тех пор как существует история, палочное управление и религиозное управление были родными и неразлучными братьями»[9]. И если государству как институту светской жизни вменение прямого социального управления в качестве основной его функции вполне объяснимо, хотя и не оправданно, то церковь, осуществляя социальное управление через внедрение в сферу духовной жизни, не вправе рассчитывать и на это. Любое вторжение в духовную область может быть оправдано только в том случае, когда оно прямо осознаваемо человеком, чья психика подвергается постороннему воздействию. По мнению, Ф. Ницше, «христианская церковь не пощадила ничего и испортила всё, каждую ценность она обесценила, каждую истину обратила в ложь, всякую прямоту – в душевную низость. Попробуйте ещё говорить о её благой, «гуманной» миссии! Устранять беды не в её интересах, она жила бедами, она нуждалась в бедствиях, чтобы утвердиться навечно…»[10].
А.В. Меркурьев, выделяя в качестве ключевого элемента государства аппарат его управления и принуждения, справедливо полагает, что последний является искусственно созданной социальной подсистемой, равно как и государство является вторичной по отношению к обществу искусственной организацией[11].
Неестественность государства заключается в том, что оно не является социальной данностью, а сознательно внедрено в общество для решения специфических задач. То есть государственную форму жизни нельзя рассматривать как естественноисторически достигнутую ступень развития всякого общества, свойственную каждому народу на определённом этапе эволюции его цивилизации.
Образование государства – это не естественный процесс, возникший или постепенно выросший сам из себя, а строго управляемое мероприятие. Укрепление государства, получившее в отечественной исторической науке название «централизация», есть ничто иное как узурпация власти замкнутой группой заинтересованных лиц. В угоду именно этой цели был брошен весь арсенал имеющихся средств и механизмов управления, начиная от внедрения религии, заканчивая прямыми завоеваниями племён и обложением их данью.
В частности, Д.Я. Самоквасов появление зачатков рабства на Руси связывает напрямую с образованием государства. Он отмечает, что «по завоевании племенных русских княжений в 10 веке князьями Рюриковичами, народонаселение покорённых городских общин обращено в подданных завоевателя, обложенных данью; а пленные обращались в рабов частных лиц, послуживших средством образования частновладельческих поселений, – населённых рабами городов и сёл. Население городов племенных княжений, объединённых завоеванием в одну Русскую землю, состоявшее из земледельцев, и в эпоху Рюриковичей промышляло преимущественно земледелием; но, выражаясь языком нашего времени, было обращено в податное или тяглое состояние»[12]. Естественно, что подобное «завоевание» племён, обусловленное неуёмной жаждой к неограниченному властвованию, не могло осуществиться в отсутствие необходимых для этого социально-экономических, культурных, но главное духовно-нравственных условий, начавших проявляться уже на первых этапах разложения общинно-родовой организации. В любом случае прав Ф. Энгельс, который говорит, что «господство над покорёнными несовместимо с родовым строем»[13], а потому в эпоху его развития создание необходимых предпосылок для формирования государства было исключено. Теперь, по словам Е.Ю. Бондаренко, считается общеизвестным, что предшествующая рабовладельческой – первобытнообщинная общественно-экономическая формация не знала государственного управления[14].
Дальнейшее укрепление государства и верховной власти, а значит и развитие рабовладельческих отношений, неотделимо от распространения христианской религии. По словам В.П. Алексеева, порядок, по которому власть избиралась народом, не нравился московским князьям. Поэтому «они с радостью ухватились за учение церкви, чтобы под её покровом ввести в московском государстве единую верховную власть Божиею милостию»[15].
Ярким примером неестественности государственной формы жизни является отсутствие в истории свидетельств, если хотя бы не изначального, то постоянного существования какого-либо государства. Государства периодически возникают и также неизменно распадаются. Свою историю Русское государство начинало со времён Киевской Руси, затем политический центр переместился в Московское царство, а теперь при единстве «руського» народа существуют одновременно три государства: Россия, Украина и Белоруссия.
Формирование государственных отношений непосильным бременем легло на плечи народа. По свидетельству И.И. Дитятина, «создание единого государства стоило страшных усилий «массам». Поддержание его стоило им чуть ли ещё не больших: на них лежала обуза содержания своим трудом, как мы видели, служилого класса; на них лежала вся тягость государственного тягла – всякого рода податей и повинностей; на них же – и тяжесть административного «кормленья», от которого крестьянство «бежало в рознь»[16].
Нельзя не принять во внимание и постулат теории коммунизма о том, что в основе образования государства лежат классовые противоречия. И как в этом отношении совершенно справедливо говорит Ф. Энгельс, «родовой строй вырос из общества, не знавшего никаких внутренних противоположностей, и был приспособлен только к нему. У него не было никаких других средств принуждения, кроме общественного мнения. Здесь же возникло общество, которое в силу всех своих экономических условий жизни должно было расколоться на свободных и рабов, на эксплуататоров-богачей и эксплуатируемых бедняков, – общество, которое не только не могло вновь примирить эти противоположности, но должно было всё больше обострять их. Такое общество могло существовать только в непрекращающейся открытой борьбе между этими классами или же под господством третьей силы, которая, якобы стоя над взаимно борющимися классами, подавляла их открытые столкновения и допускала классовую борьбу самое большее только в экономической области, в так называемой законной форме. Родовой строй отжил свой век. Он был взорван разделением труда и его последствием – расколом общества на классы. Он был заменён государством»[17].
Именно в развитии российской государственности следует видеть основную причину образования крепостной зависимости русских крестьян. По обоснованному мнению И. Малиновского, «крестьяне были закрепощены в интересах государства, а не в интересах частных землевладельцев. Крепостное право имело государственный характер»[18]. Раздаваемые служилым людям участки угодий (поместья), являлись действенным стимулом к усердному и ревностному исполнению ими своих обязанностей, а, следовательно, и проявлению своей холопской преданности государевым интересам. Земля раздавалась вместе с населяющими и обрабатывающими её крестьянами, право на эксплуатацию и присвоение результатов труда которых приобретал военачальник – чиновник – феодал. Эта паразитическая система использования чужого труда есть преобразованное полюдье (сбор дани в пользу князя) и прообраз современной налоговой системы.
Во-вторых, государство – это политическая организация особого рода. Политическая, значит, главной её целью является реализация решений, принимаемых специально уполномоченными на это высшими должностными лицами. Такое полномочие приобретается в силу принятия специальных законов, то есть посредством правового воздействия. Получается, что высокие управленцы создали для себя искусственную организацию, целью которой является управление обществом посредством осуществления политических решений, которые принимаются на основе созданных ими же правил (законов). Другими словами, государство – это неестественная организация, которая убедила общество в своей естественности, необходимости и невозможности существования в его отсутствии, а также в том, что общество должно подчиняться тем правилам, которые эта организация сама для себя установила. Поэтому наивно полагать, что в обществе когда-нибудь может воцариться верховенство закона. Этого никогда не случится, так как единственным творцом закона является само государство, реализующее таким образом политические решения. В любом обществе, существующем в условиях государственной формы организации, верховенством всегда будет обладать политика, а не право.
Как человек на своё усмотрение подчиняется тем жизненным принципам, которые он для себя установил, так и государство будет подчиняться принятым им законам до той поры, пока они соответствуют усмотрению верховных правителей (хотя это обосновывается условиями общественного развития).
В-третьих, государство есть правообусловленная организация, то есть она самым непосредственным образом связана с таким социальным явлением как право. И более того, право есть главное средство воздействия государства на народ. В отличие от обычая (общественного правила) право – это также искусственно внедрённое явление, как и государство. Оно создано государством, является средством оформления политических решений и никогда не было чем-то существующим параллельно государству. Р. Штаммлер в этой связи отмечает: «Правовое принуждение не создано природой; оно выражает притязание одного человека стать выше и повелевать другим, и опыт истории в этом отношении говорит нам лишь то, что и в прошедшем, как и в настоящем, люди повиновались и повелевали»[19].
Бессмысленен учёный спор между представителями двух теорий: о первенстве возникновения права и о первенстве возникновения государства. Не право формирует государственную политику, а государственная политика облекается в правовую форму. Поэтому государство – это политическая организация, право для которой является лишь инструментом воздействия на объекты управления (жизнь народа, экономику, хозяйство и т.д.). По выражению П.П. Пусторослева, «воля и сила государства, действующие при посредстве верховного государственного органа, – вот единственные творцы правового порядка или права»[20].
В самой идее самоограничения государства им же создаваемым правом (Г. Еллинек) заложено явное противоречие. Не являясь носителем нравственных качеств, присущих личности человека, государство, как социальная организация, тем самым не в силах сделать нравственный выбор: поступать ли ему в соответствии с принятыми правовыми предписаниями или вопреки им. В данном случае оно будет руководствоваться исключительно вопросами политической целесообразности, а не буквой или духом юридических норм. Прав в связи с этим О.В. Осыченко, говоря, что «государству как политической организации свойственно стремление к расширению и неограниченности своей власти», а никак не наоборот. Автор верно указывает на то, что «государство как политическая организация не способно к актам самопожертвования в виде ограничения и затруднения собственной деятельности требованиями процедуры и закона. Делает оно это не в силу осознания собственной порочности и неспособности без правовых ограничений исключить произвол со своей стороны, а в силу внешнего принуждения к этому. Такое принуждение оказывает общество, которое является социальной и материальной основой жизнеспособности государства»[21].
В-четвёртых, государство – это абсолютно замкнутая социальная организация, представляющая собой непрерывно действующий чиновничий аппарат, выполнение государственных функций для членов которого является постоянной и преимущественной деятельностью (то есть профессиональной деятельностью, профессией). Ещё в средние века выдающийся политический деятель Великобритании Т. Мор в своём сочинении «Утопия» указал: «Когда я внимательно наблюдал и размышлял обо всех государствах, которые процветают и доныне, честное слово, не встретил я ничего, кроме некоего заговора богатых, под предлогом и под именем государства думающих о своих выгодах».
Кастовая избранность и социальная замкнутость государственной организации обеспечиваются правом. И как замечает М.Н. Марченко, «народ зачастую при этом является не более чем социальным фоном, политической или идеологической ширмой, за которой скрывается реальная государственная власть, принадлежащая определённому господствующему слою, классу, властвующей группе или социальной прослойке. Последние, независимо от того, как они называются и как представляются, в повседневной практической жизни являются настоящими держателями государственной власти, реальными творцами внутренней и внешней политики»[22].
Государство само для себя определяет, каким образом должен формироваться его управленческий персонал и кто может претендовать на занятие высоких должностей. Поэтому неугодный государственному аппарату человек никогда не попадёт в его состав, а если это и случится, то вся государственная машина будет обращена против него. В связи с этим прав В.А. Четвернин, утверждающий, что «аппарат власти и правители всегда стремятся выдавать свои интересы за интересы общества в целом, а их интересы в первую очередь заключаются в сохранении и упрочении власти, в сохранении власти именно в их руках»[23].
В-пятых, государство – это самая социально безответственная организация. Последствия принятия государственных решений могут быть оценены и даже осуждены обществом. Но в независимости от этого, ответственности за такие последствия государство перед обществом не несёт. Обществу не предоставлено право применения узаконенного насилия в отношении неугодных ему чиновников или всего государственного аппарата в целом. Право на бунт против антинародной политики нигде не признаётся; почти во всех государствах приняты жёсткие уголовные законы, запрещающие деятельность, направленную на насильственное свержение власти или изменение государственного строя. Г.Ф. Шершеневич об этом сказал, что «права на восстание не может быть», «государственная власть есть сила, а не право. Поэтому восстание есть борьба двух сил, а не силы против права или права против права. Если победа останется на стороне прежней власти, то побеждённые в её глазах будут преступниками против правового порядка; если победит восставшая сила, эти же преступники окажутся органами государственной власти. По мере того, как государственный организм становится всё более сложным, прямое, революционное противодействие со стороны неорганизованных общественных сил делается всё менее осуществимым»[24]. Эта позиция не раз подтверждена яркими примерами из истории нашего Отечества.
Описываемая ситуация похожа на период распространения среди интеллигенции и крестьян 19 века «либеральных идей», когда, по словам В.П. Алексеева, «задавить всё и спасти себя во что бы то ни стало – сделалось единственной задачей правительства. Пусть народ разоряется, коснеет в невежестве, тупеет, пусть даже гибнет, лишь бы осталось целым самодержавие, и осталась возможность для правящего класса жить на народный счёт»[25]. Вместе с тем юридических механизмов ненасильственной замены неугодной власти взамен не предлагается. В этом проявляется существо права, как исключительно государственного инструмента воздействия на народ.
О праве государственной силы А.С. Пушкин иронически написал («Нравоучительные четверостишия»):
«Познай, светлейший лев, смятения вину, –
Рёк слон, – в народе бунт! повсюду шум и клики!»
«Смирятся, – лев сказал, – лишь гривой я тряхну!»
Опасность не страшна для мощного владыки.
И, наконец, в-шестых, государство – это единственная организация, которая сама себе дозволила применять насилие на основании закона. При этом применение насилия – главная отличительная особенность реализации государственных решений. Именно государству принадлежит монопольное усмотрение казнить и миловать по любым вопросам общественной жизни. В настоящем заключается функция государственного принуждения к правомерному (то есть соответствующему норме права и не более того) поведению. Это не всякое принуждение, а только государственно-правовое, то есть такое, которое осуществляется посредством специально уполномоченного органа в составе государственного аппарата. П. Прудон в этой связи настаивает на том, что «принудительная правовая организация является не только излишней, но даже вредной. Так как последняя стремится быть чем-то отличным от естественных законов общественной жизни, то она необходимо должна вторгаться в её естественный порядок, разрушая его и нарушая ту гармонию, в которой находятся люди, пользующиеся равенством и свободой»[26].
Противоестественность государственного насилия отмечает и наш подвижник Л.Н. Толстой, который говорит, что «всё устройство нашей жизни, весь сложный механизм наших учреждений, имеющих целью насилие, свидетельствует о том, до какой степени насилие противно природе человека. Ни один судья не решится задушить верёвкой того, кого он приговорил к смерти по своему правосудию. Ни один начальник не решится взять мужика из плачущей семьи и запереть его в острог. Ни один генерал или солдат без дисциплины, присяги и войны не убьёт не только сотни турок или немцев и не разорит их деревень, но не решится ранить ни одного человека. Все это делается только благодаря той сложнейшей машине государственной и общественной, задача которой состоит в том, чтобы разбивать ответственность совершаемых злодейств так, чтобы никто не почувствовал противоестественности этих поступков»[27].
Вследствие применения насильственных методов обеспечения исполнения политических решений всякие «благие» государственные начинания в области народного образования, духовной жизни и нравственного мира человека обречены на жесточайший провал. Всё равно будет получаться одно – «операция по принуждению к миру, добру и любви»! Прав Р. Броуди, говоря, что «любые попытки властей навязать обществу какие-либо этические нормы приводят к ограничению свободы отдельных граждан»[28].
Теоретическое обоснование государственного правообусловленного насилия породило на свет ещё одну юридическую химеру: что в лице государства предстаёт как законное насилие, то в лице отдельного человека или группы людей рассматривается не иначе как акт вопиющей дикости или варварства. Поэтому, когда работу палача выполняет государство – это признаётся верхом демократии, а когда человек сам на себя возлагает обязанность отмщения, вытекающую из естественного чувства, присущего каждому здоровому лицу, то это осуждается как крайнее изуверство. Причины такого понимания лежат в основе современного представления о природе преступления и механизмах наказания за его совершение. Современная наука рассматривает преступление, как деяние, направленное против интересов общества (общественного порядка). А раз так, то делается вывод о том, что общественные интересы призвано блюсти государство. Поэтому на нём и лежит священная обязанность привлекать преступников к ответственности. Понятие же об отмщении, напротив, основано на возможности каждого потерпевшего защищаться от преступления, рассматриваемого им исключительно как нарушение личных интересов. Не вдаваясь в различные отстранённые размышления об общественном характере преступления, только уводящие мысль от ясности и конкретности, следует довольно определённо утверждать, что противообщественную направленность преступление получает только лишь тогда, когда оно прямым образом затрагивает интересы всего общества. Соответственно в случае совершения такого преступления общество в своих интересах может, если пожелает, доверить государству миссию палача. В остальных же случаях преступлением причиняется обида конкретному человеку, который и должен получить право на соразмерное отмщение по правилу «какою мерою сам мерил, такою и тебе отмеривается».
Таким образом, государство – это не территория, не общий язык и не общая культура. Государство – это искусственная замкнутая клановая политическая правообусловленная организация, осуществляющая управление обществом на основании самостоятельно принимаемых правил (законов) посредством политических решений, обеспечиваемых узаконенным насилием (принуждением), ответственность за которые она несёт исключительно сама перед собой.
Максим Звягинцев
Ссылки:
1. А.Н. Филиппов. Учебник истории русского права. Юрьев, 1912. С. 147.
2. С.А. Корф. История русской государственности. Т. 1. СПб., 1908. С. 156.
3. См.: В.И. Куликов. История государственного управления России. М., 2001. С. 37.
4. В.И. Сергеевич. Вече и князь. Русское государственное устройство и управление во времена князей Рюриковичей. М., 1867. С. 264.
5. См.: Б.А. Рыбаков. Язычество древних славян. М., 1981. С. 532.
6. В.М. Грибовский. Древнерусское право. Петроград, 1915. С. 37.
7. См.: А.С. Алексеев. К учению о юридической природе государства и государственной власти. М., 1895. С. 12.
8. О.А. Новиков. Византийская концепция «Симфонии властей» // Право и политика. 2007. № 7.
9. М. Бакунин. Наука и народ // Народное дело. 1869. 1 сентября.
10. Ф. Ницше. Антихристианин. Опыт критики христианства. Проклятие христианству.
11. См.: А.В. Меркурьев. Понятийный аппарат социальных механизмов государственного управления // Социально-гуманитарные знания. 2009. № 1.
12. Д.Я. Самоквасов. История русского права. М., 1906. С. 202.
13. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Т. 21. М., 1961. С. 150.
14. См.: Е.Ю. Бондаренко. История государственного управления России. Владивосток, 2001. С. 2.
15. В.П. Алексеев. Начало и конец самодержавия в России. М., 1906. С. 13.
16. И.И. Дитятин. Статьи по истории русского права. СПб., 1893. С. 580.
17. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Т. 21. М., 1961. С. 168-169.
18. И. Малиновский. Лекции по истории русского права. Ростов-на-Дону, 1918. С. 104.
19. Р. Штаммлер. Теоретические основы анархизма. М., 1906. С. 57.
20. П.П. Пусторослев. Анализ понятия о преступлении. М., 1892. С. 5.
21. Е.В. Осыченко. Самоограничение государства правом в контексте правовой автономности гражданского общества» // Конституционное и муниципальное право. 2008. № 10.
22. Теория государства и права: Учебник / Под ред. М.Н. Марченко. М., 2004.
23. Проблемы общей теории права и государства: Учебник для вузов / Под общ. ред. В.С. Нерсесянца. М., 2006.
24. Г.Ф. Шершеневич. Общая теория права. Т. 1. М., 1910.
25. В.П. Алексеев. Начало и конец самодержавия в России. М., 1906. С. 49.
26. Р. Штаммлер. Теоретические основы анархизма. М., 1906. С. 17.
27. Л.Н.Толстой. Исповедь. В чём моя вера? Л., 1991.
28. Р. Броуди. Психические вирусы. Как программируют ваше сознание. М., 2007. С. 235.
Статья может свободно размещаться на других интернет-ресурсах только при условии указания авторства и ссылки на первоисточник: http://www.institutra.ru/
Источник: Блог Института правоведения "Ра" Ссылка: http://www.institutra.ru/blog/gos-pravo-uprav/chto-estb-gosudarstvo/ Автор: Максим Звягинцев