Предисловие Александра Ковалевского к поэтическому сборнику Юрия Черкашина

Категория: Литература | Автор: cherkashin | Опубликовано: 18.07.2010

«По самому по краю...»

Мне интересно в стихах Юрия Черкашина прежде всего то, что он, придя в литературу из бардовской песни, вносит в нее не только элемент «открытости массе людей» — может, не всегда и знакомых с образцами высокой поэзии, может, оную и не очень-то любящих, а еще и некую извечную таинственность поэзии сопрягает с общедоступной простотой зримых реалий сегодняшней жизни:

Рельсы растворяются вдали,
И дрожит неясная картинка.
Я сижу на запасном пути,
Ты ромашки ищешь вдоль тропинки.

Запах ели голову вскружил,
Полчаса еще до электрички.
Вдруг сквозь тучи дождь заморосил,
Замелькали в нем твои косички.

Здесь все и просто, и сложно — одновременно. Как в живописи «антиклассицизма» конца XIX — XX ст. Как в бытии начала века ХХ1-го, когда все смешивается «в доме Облонских», только счастье остается неуловимым в людском — сегодняшне-многознающем — сознании, чем-то извечно таким же щемяще-текучим, неизъяснимым, как слеза в дожде:

Я дом с трубой рисую,
Яблоню у пруда.
Думал, что убегу я,
Только не знал, куда.

Мой катерок причалил.
Вот и речной вокзал,
Капли дождя упали,
И на щеке — слеза...

Уже на этих примерах читатель, вероятно, заметил не только психологически-духовную доминанту в художественной структуре стиха Юрия Черкашина, но и ярко выраженную составляющую живописного, предметного взгляда на жизнь, на бытие. Особенно зримо этот аспект просматривается во второй — по временной нисходящей — книге поэта «У моего окна», изданной в 2001 году, тогда как первая, «Острова во вселенной», вышла там же в 2002-ом. Этот принцип «хронологически наоборот», думаю, вполне, оправдан в построении данного сборника, который как бы служит определенным итогом исканий во внешнем и внутреннем мире, исканий, водивших автора самыми дальними порой дорогами и тропками, но приведших его к осознанию неповторимости и самобытности своего «я», могущего кое-что противопоставить глобальным нивелирующим живую душу, в том числе и славянскую, духовным и прагматическим, антропоцентристским и позитивистским тенденциям, которые, схлестнувшись в ультра-новом единоборстве, стремятся все больше перекроить нас каждая на свой лад:

Скоро будет весна, все вопросы не в счет.
На воде бирюза.
Все уже разошлись, и застенчивый день Растерзает гроза.
Скоро будет огонь уводить караван И топить корабли.
Будут реки мечтать, и грустить допоздна Будут сестры мои...

Юрий Черкашин создает в своих стихах всепростор души, привязанной не только к вечности или историческим временам, а в первую очередь к годам и местам, когда и где эта душа — конкретно и осязательно-вещно — вступила в диалоги с предложенными ей обстоятельствами выживания и самопреобразования, когда и где она может найти — и находит — зацепки для своего спасения, а таковые будут всегда, есть и сегодня:

Белый дом на песке...
Чистый лист на столе...
За стеною шумит океан.

На балконе мудрец,
А над ним диких птиц
Проплывает на юг караван.

Разлетаются вдаль
Сотни книжных страниц —
Их терзает на гальке волна.

До свидания, век!
До свидания, дом!
До свидания, юность моя!..

Поэт приходит — всем своим духовно-созидающим, очевидным и потаенно-сокровенным опытом — к выводу, что век, дом, юность — лишь начало на пути к чему-то высшему, и оно, это высшее, в его «Островах во вселенной» предстает порой в пронзающе-знакомых, навсегда родных человеку земных ипостасях:

На мосту тишина... Рассвет.
Утонули в реке облака.
Сколько кануло в бездну лет!
Красит осень листвой берега.

Золотит солнца луч купола,
Одинокие сосны поют.
Тихо лодка под мост уплыла.
Я в забвении вечность стою.

Даже в песнях лирический герой Юрия Черкашина, поместивший себя словно на край своей ментальности, в иную, хоть определяющим образом тоже родственную ему среду (а откуда, собственно, и пришло-то к русскому человеку Святое Писание?), ощущает и передает духовную напряженность этой
среды, близкой если не к апокалиптической, то к весьма грозной новой мировой катастрофе:

В гости ко мне приходят братья и сестры,
Приходят друзья,
Садятся рядом, смеются и песни поют,
И пьют то, что есть.
Потом уходят в реку и машут рукой,
Как будто пили сегодня за упокой,
Но, впрочем это уже все равно,
Ведь завтра будет война.

Припев: Ночь перед войной на берегу реки В окруженьи цветов...

Третья книга в сборнике составлена из ранних стихов автора. Здесь есть наивные, иной раз даже неуклюжие строки, есть изящные сатирическо-юмористические отклики на перестроечную «злобу дня», и есть... ощущение некой духовной тупиковости пути поэта, которому не хватало в то время как бы некоего жесткого внешнего импульса, чтобы собрать свое «я» в кулак, понять координаты других, куда более сложных и чуть ли не экзистенциально-бестрансцендентных борений, в которые брошена — роком, Богом — его душа.
На сегодня поэт уже прошел определенный этап этой новой для него и не очень-то вдохновляющей своими возможностями в плане космогонического оптимизма дороге. Опыт его и достаточно уникален, и ценен, особенно для тех, кто мир, жизнь, бытие познает и будет познавать лишь отсюда, из одного словно раз и навсегда определенного места:

Тополя-паруса
Гонят лето на юг.
Я ловлю в небесах
Зыбкой радуги круг.

Я по крышам бегу,
Как по льдинам весной.
Мне на том берегу
Будет лучше с тобой.

На каком берегу? Том или все-таки этом? Куда приведет поэта его бег, бег вместе с тополями в ветре, вместе со стаями озябших звезд, летящих в осенеющем небе, бег вместе с его любовью и памятью, клочком отчей земли и целой вселенной? Кто знает...
Я очень хотел бы прочесть еще не одну книжку этого автора. Потому что он интересен не только тем, что поэт, но и тем, что не боится жить здесь и там одновременно, рисково стегая коней своей судьбы не на убаюкивающе-милых равнинах, а — как там у Высоцкого? — « по обрыву, по-над пропастью, по самому по краю...» Стегать этих коней и оставаться отечественно задушевным и ранимо лиричным всегда и где угодно — разве мало? Разве подобная установка не тот ключ, которым поэт может открыть читательские сердца и войти в них?
Надеюсь, что — тот.

Алексей Ковалевский, поэт, член Национального союза писателей Украины, лауреат премии им. В. Сосюры